— Государь, — вздыхая, сказал Ожаровский, — мы забыли о несчастном молодом человеке. Он все еще здесь и ждет своей участи.
Александр был в дурном настроении. Теперь, когда наступило некоторое спокойствие, он жалел о том, что поединок не состоялся. Какой эффектный эпизод для историков — поединок русского венценосца и австрийского канцлера!
— Тот, что побил в Копенгагене, не то писца, не то лакея, — улыбаясь, сказал Ожаровский. — Канцлер в большой обиде.
— Ермоловцы — драчуны и буяны!..
— Однако, государь, гвардии капитан Можайский проучил оскорбителя, назвавшего его рабом…
— Бабка моя, императрица Екатерина, отменила самое слово «раб», — нахмурившись, сказал Александр. — Офицер — слуга императора, а не раб…
— Данилевский рассказывал мне, что Можайский заступился за солдата-инвалида и девушку.
— Офицера отпустить. Постарше его и повыше чином порой теряют голову.
Александр язвительно улыбнулся. Какая мысль! Меттерних требовал строжайшего наказания для этого офицерика. Офицерик побил его фактотума. Оставить офицера при себе, повысить офицера! Это будет маленькая и приятная месть.
Ожаровский вошел в комнату дежурного флигель-адъютанта, держа в руке шпагу Можайского. Можайский дремал, положив голову на руки и опираясь локтями о стол.
— Проснитесь, капитан, — весело сказал Ожаровский. — Вот ваша шпага. У вас была дурная ночь, зато вы дождались прекрасного утра. Отправляйтесь домой и помните, что на новогоднем балу в ратуше вы удостоены чести быть в свите государя.
Когда Можайский вышел на площадь перед Гофбургом, он глубоко вдохнул холодный, влажный воздух. Он точно возвращался к жизни после глубокого обморока. Солнце, свежий ветер, музыка, — барабан и флейта… Была или не была томительная ночь в Гофбурге?
1814 год, бурный и кровавый год Европы, миновал. Вена встретила новый, 1815 год невиданной иллюминацией, фейерверками и пальбой из пушек. На горах, вокруг Вены, лежал снег, но погода была теплая, и на Пратере мужчины гуляли в одних сюртуках, а дамы — накинув на плечи тонкие кашемировые шали.
Празднества продолжались. Гатчинская закалка помогла и здесь, в Вене. Александр, точно к разводу, вставал в четыре часа утра, хотя накануне танцевал на балу (надо было «оживить» бал), а за день до того веселился у Екатерины Павловны и, переодевшись в ее платье, и в ее наколке поражал всех необыкновенным сходством с сестрой.
Александр Павлович ознаменовал новый год событием, которое имело тягчайшее последствие для русского народа.
1 января 1815 года царь подписал «Положение о Бобылецком поселении в Могилевской губернии». Так было положено начало военным поселениям, которые принесли столько страданий крестьянству.