— Где? На какой улице? — спросил Алексей.
— На бывшей Сенной. Недалеко от школы.
"Можно ли положиться на ее отца? Мастерская — отличная явочная квартира! А почему нельзя? Пожалуй, стоило бы с ним поговорить. Помещение очень удобное — два выхода".
Аня напилась чаю и убрала со стола. Попросила у Пелагеи Ивановны горячей воды и, несмотря на протесты Алексея, вымыла пол. Алексею ничего не оставалось делать, как только любоваться ее проворными красивыми движениями. Ее тонкую девичью фигуру не могла испортить даже старенькая вязаная кофта и далеко нс новое серое платье.
Когда она снова надела валенки и села рядом с ним, Алексей спросил:
— Ну а ты чем занимаешься?
— Да вот не знаю, куда бы устроиться…
Ему вдруг стало страшно, что ее могут угнать в Германию.
— А пока, — продолжала Аня, — полиция заставляет нас расчищать пустырь.
— Какой пустырь?
— Да тот, что на Мотовилихе. Знаете, за кирпичным заводом…
Пустырь этот Алексей знал. Это было поле в ворохах мусора между кладбищем и песчаным карьером у реки.
— Там что-нибудь будут строить?
— Да кто ж их знает, — ответила Аня певуче.
Алексей посмотрел в ее большие, немного наивные глаза.
— А ты порасспроси кого-нибудь. Только поосторожней.
Он почувствовал, что у девушки готов сорваться вопрос, но Аня, видимо, пересилила себя.
— Попробую.
Алексей вышел ее проводить. Морозная ночь пугала тишиной. Где-то на другом конце Краснополья надрывалась от лая собака. Крупные звезды переливались и мерцали.
У калитки Аня посмотрела на Алексея темными, расширенными глазами.
— Не боишься? — спросил он.
Она покачала головой. Наступила неловкая пауза, которую Аня оборвала вопросом:
— Можно, я буду приходить к вам почаще? А то так тоскливо. Раньше я читала книги, а теперь у меня нет даже книг.
Нежность и жалость вдруг охватили его. Он осторожно коснулся пальцами ее холодной щеки. Аня на мгновенье прижалась к его груди лицом и, не оглядываясь, побежала по улице.
Как-то хозяйка Алексея — Пелагея Ивановна — принесла завернутые в газету валенки.
— Вот вам заказ, — сказала она.
— Чьи это? — полюбопытствовал Алексей.
— Из города, дамочки одной…
— Какой дамочки?
— А которая в управе служит, — ответила Пелагея Ивановна.
Расспросив хозяйку, Алексей узнал, что валенки принадлежат переводчице бургомистра. Принесла их старушка, которая "живет при этой дамочке". Эта же старушка рассказала Пелагее Ивановне о несчастье Ивашевой: Софья Львовна совсем помешалась от горя — она нашла свою дочку мертвой на Доронинском карьере.
— А за что, про что — одному богу известно, — вздохнула Пелагея Ивановна, которая, как заметил Алексей, принимала чужие беды близко к сердцу.