— А я ее знал, — как всегда, спокойно и немного задумчиво сказал гость. — Я лежал в этой больнице.
— Я пришла на Доронинский карьер под вечер, — продолжала Софья Львовна. — Слышала раньше, что на этом месте расстреливают евреев и коммунистов.
Но не увидела сначала никаких трупов. Вокруг возвышались снежные бугры, и я не сразу поняла, что эти бугры, слегка присыпанные землей и снегом, человеческие тела. И хоть я пришла искать сюда дочь, я страшилась самой мысли, что найду ее здесь. Меня вдруг начал бить озноб, перед глазами все поплыло. На мгновение мне показалось, что все это кошмарный сон: бугристая низина, морозная дымка, низкое солнце. Мне хотелось бежать, но я не могла сдвинуться с места.
Софья Львовна судорожно сглотнула, нервным движением поправила платок, в который куталась.
— Я словно окаменела. Не знаю, сколько так простояла, а потом стала руками разгребать снег.
Софья Львовна на минуту умолкла и уже вполголоса добавила:
— Девочку свою я нашла на следующий день… там… на этом кладбище…
Это был страшный рассказ. Алексей сидел не шелохнувшись, глядя на преждевременно поседевшую женщину.
"Нет, — твердил он себе, — она не может помогать тем, кто заставил ее пережить все это".
— Бог мой! А я считала, что хорошо знаю немцев.
Я когда-то жила некоторое время с мужем в Мюнхене.
Чистый город, вежливые, приветливые люди. Но что случилось с немцами? Там, на Доронинском карьере, я увидела дикость и озверение. Боже мой, какой же я дурой была! Вы знаете, за моей дочерью ухаживал немецкий офицер, он бывал у нас дома. Я играла ему Шопена. А он уходил от нас и отдавал приказы о расстрелах! Как я могла… Не понимаю… Но все равно не могу себе этого простить! — Помолчав, Софья Львовна добавила потухшим голосом: — Кругом столько несчастий, столько бед, что не знаю, как все это можно перенести.
Алексей, кивнув на икону, сказал:
— И вы возложили все надежды па пресвятую богородицу?
Софья Львовна задумчиво проговорила:
— На кого же мне надеяться?..
— На людей. И ни на кого больше.
Софья Львовна подняла голову.
— На людей:? — как бы с удивлением переспросила она. — На каких людей? Где они? Каждый теперь думает только о себе. Каждый стремится только выжить, выжить, выжить любой ценой.
— Неправда. Люди есть разные.
Софья Львовна молча смотрела перед собой.
Алексей взял старый иллюстрированный немецкий журнал. С его страниц смотрел Гитлер. Вот он принимает парад, вот поднимает рюмку на дипломатическом приеме, вот, сцепив руки на животе, позирует в обществе каких-то блондинок с ослепительными зубами.