– Можно не тревожиться, – крикнул ему вслед старичок Белдо. – Второй этаж охраняет Линда – боевая ведьма первого разряда.
* * *
Лестница была старая, с высокими ступенями и гипсовыми перилами с широкими площадками. Когда-то на них стояли каменные вазы, потом головы вождей, теперь же площадки напоминали бритый подбородок на пухлом лице.
Взбежав наверх, шныры оказались в типичном коридоре типичного государственного учреждения в неприемное время. Банкетки, пустой стол дежурной, несколько гравюр с видами Москвы и кабинеты, кабинеты. В воздухе витала сладковатая вонь тараканьей отравы.
Со стороны фойе Сашка услышал бормотание. Кто-то, прохаживаясь, разговаривал сам с собой. Сгоряча хотел проскочить, но Наста удержала.
– Погоди… надо посмотреть! – Она сунула руку в карман и протянула Сашке театральный бинокль.
– Держи! Вместо меня пойдешь!.. Меня еще шатает!
– Зачем бинокль?
– После поймешь… И осторожно!
Сашка взял бинокль и пополз, представляя, как глупо он будет выглядеть, если кто-то выйдет из кабинета. Добрался до высокой ступеньки, отделявшей коридор от фойе. Осторожно выглянул. По узкому фойе, вдоль строгих стендов с графиком работы чиновников, прохаживалась миловидная женщина в светлых брюках и непрерывно что-то бормотала, улыбаясь сама себе.
«Ну разговаривает… Ну и пусть!» – подумал Сашка и начал было отползать, но, вспомнив про бинокль, неохотно взглянул в него.
Внутри бинокля было розовое пламя. Оно всплеснуло, растеклось по краям, и Сашка увидел, что на плечах у женщины, крепко обхватив шею ногами, сидит обмотанный грязными бинтами лилипут.
Стоп! Какой лилипут? Какими бинтами? Сашка даже глаза закрыл, не веря себе. Потом снова открыл и вновь увидел лилипута. Опустил бинокль – женщина осталась, лилипут исчез. Снова поднес бинокль.
Сашка предположил, что это кукла, вылепленная из серых, промазанных клеем тряпок. Но тут лилипут шевельнулся, и Сашка осознал: не кукла. Руки и ноги короткие, точно обрубленные, зато пальцы как многометровые корни. «Корни» ног уходят в тело, «корни» рук – в голову.
Самое ужасное, что карлик не был однозначным уродцем. Он то преображался в прекрасного мотылька и касался женщины своими крыльями, то наклонялся и что-то шептал ей, заставляя улыбаться. Она смеялась, толкала его рукой (это было видно только в бинокль, потому что настоящая ее рука оставалась на месте).
– Отстань от меня! – шептала она. – Ну а дальше! Он ей что сказал? А она?
То вдруг, безо всякого перехода, только что щебечущий карлик становился резок, груб и бил ее. Женщина вздрагивала. Лицо у нее делалось бессмысленным, злобным.