– По-моему, идиотизм, что новичкам так долго запрещают полеты! Разогнал, порысил, галопнул, морду задрал, шенкель дал, и пег в воздухе, – горячо произнесла Рина и, спохватившись, добавила: – Как Яра вчера поднимала на крыло Эриха, не забыл?
Сашка небрежно кивнул. О том, что верхом он ездил всего раза четыре, причем на одрах, вроде Бинта или Фикуса, он предпочитал не распространяться. На начальной стадии любовь требует иллюзий. Она их трескает с супом и запивает мечтами.
– Мы на десять минут! – весело сказала Рина. – Поднимемся, сделаем пару кругов и назад! С территории ШНыра вылетать не будем. И подниматься высоко тоже. Ты ничем не рискуешь.
– Парашют в студию! – ворчливо сказал Сашка.
Рина пропустила его слова мимо ушей. Когда девушка ораторствует, слуховые центры у нее обычно блокируются. Безвылазно проторчав у пегов все лето, она поднабралась кое-какого опыта. За исключением опасного для новичков Арапа и грозной легенды пегасни – Зверя, Рина перебывала в седле у всех пегов ШНыра. Конечно, до старших шныров ей было далеко, но с некоторыми из средних она была почти на равных. Или ей самой так казалось.
И потому было дико обидно, что средних шныров пускают на пролетки и нырять, а ей даже на метр не позволено отделяться от земли. Поработал лошадь – бери тачку, вилы и вперед. Регулярный физический труд – лучший друг шныра.
Ворота пегасни были приоткрыты. Горели две лампы – одна дежурная, тусклая, а другая в деннике у Азы. Рина заглянула в денник. Ул спал в углу на одеяле, укрытый шныровской курткой. Рядом валялся измочаленный соломенный жгут. Видно, Ул тер бока и ноги кобылы, пока окончательно не выбился из сил.
– Бедная! – сказала Рина. – Лучшая кобыла во всем ШНыре! Средние шныры уже интриговали, кому достанутся ее жеребята. Самое обидное, что это даже не ведьмари.
– Не умрет? – спросил Сашка.
– Суповна говорит: надо ждать кризиса. Кобыла здоровая, может, и вытянет.
Рина принесла воды и, осторожно переступив через таз, в котором валялись шприцы и отбитые ампулы, губкой вытерла Азе глаза и ноздри. Кобыла попыталась укусить губку.
– Она, похоже, пить хочет! – ворчливо сказал Сашка.
Двумя руками он приподнял кобыле морду, а Рина подсунула под нее ведро. Это было дико неудобно. Ведро приходилось перекашивать. Вода расплескивалась. Все-таки Аза выпила треть.
– Дохлый номер! Проще было всунуть ей в горло шланг, – буркнул Сашка, устраивая голову кобылы на подстилке.
– Не передумал? Идем! – шепнула Рина.
Сашка выскользнул за ней. В соседнем деннике грохотал железом конкурент красавца Цезаря – гнедой жеребец Зверь. На Звере не ныряли – он был слишком непредсказуем. Денник Зверя был обшит изнутри металлическими листами, а со стороны двери даже и толстой резиной. Иначе нельзя: он рвал зубами и людей, и лошадей, бил и задом, и передом, а собак ненавидел исключительно – до лютости. Крупную овчарку, как-то прорвавшуюся в ШНыр, раскатал копытами по песку, продолжая топтать, даже когда осталась одна шкура.