Отыскав пластырь, она вновь оказалась у зеркала и, неосторожно вскинув голову, встретилась сама с собой лицом к лицу. Собственная физиономия показалась ей страшной. Широкий нос, красные брюквенные скулы, невысокий лоб, жесткая короткая щетина, вымахавшая на бритой голове. Наста застыла в тоске. В школе она считалась симпатичной. А дальше все как-то покатилось. Порой Насте казалось: она специально ищет, чего бы еще такое с собой сотворить, чтобы кто-то там, непонятно где, заметил ее и пожалел. Волосы отрезать? Гильзу в ухо вставить? Брови сбрить? Вытатуировать на шее скорпиона?
Бросая очередной вызов своему лицу, Наста скорчила рожу, сама себе несильно врезала в челюсть и вышла из комнаты. Рина, Сашка и Кузепыч ждали ее в маршрутке за воротами ШНыра.
Кузепыч крутил баранку, брезгливо объезжал лужи и поругивал Макара, разгромившего машину. Потом стал распевать песни, перескакивая с «Катюши» на Высоцкого. Голоса у Кузепыча не было, но слух имелся.
– Суповна лучше поет! – заявила Наста.
– Когда ты ее слышала? – ревниво спросил Кузепыч.
– Когда у меня ухо болело. Я в медпункте лежала, а она мне пела…
Воображение нарисовало Рине картину: Наста от боли гудит в подушку, а Суповна гладит ее по голове и поет. А за окном подмосковная ночь с ветрами и дождем.
Наста сидела рядом с Сашкой и смотрела в окно. Кузепыч как раз проезжал мимо школы. Занятно было наблюдать, как дети возвращаются домой. Ученики младших классов прут огромные ранцы, от которых позвоночник осыпается в трусы. Чем старше ученик, тем рюкзак меньше, и, наконец, наступает день и час, когда человек идет в школу, сунув под ремень брюк единственную тетрадь по всем предметам.
У метро Кузепыч остановился посреди дороги, оббикиваемый нетерпеливыми водителями. Наста хотела вылезти, чувствуя, как за ее спиной пыхтят Сашка с Риной, но Кузепыч, повернувшись, поймал ее за локоть.
– Ты это… ну… давай там!.. береги себя! Шнеппер оставила? Бусы взяла? – заботливо спросил он у Насты.
Подбородок Кузепыча алел младенческой пяткой. В выпуклых глазах жила тревога. Но Кузепыч не дал ей зазнаться.
– Не утрать шныровское имущество! Оно у меня по описи проходит! – сказал он, вновь становясь собой.
* * *
Перед тем, как позволить метрочервю пожрать себя, они ненадолго остановились в сквере. Наста накинула на шею бусы, а Рина с Сашкой закололи булавки. Помня, что булавка не должна касаться шеи, Сашка долго возился с воротником. Когда же он, наконец, поднял голову, прямо перед ним стоял его прежний школьный учитель физкультуры по фамилии Курдюмов, который безжалостно заставлял его пробегать по пять километров за каждый пропущенный урок.