Никакого. Видит Бог, ему это безразлично. Зоэ и Робин пожинают то, что посеяли вместе.
При этой мысли Мерсер быстро закрыл глаза и оперся руками на буфет. Праведное негодование не принесло никакого успокоения. Вид Зоэ, занимающейся любовью с Робином, потряс его, потряс даже больше, чем полубезумная выходка и прозрачные намеки Клер. И так не должно быть.
Всегда… всегда!.. Зоэ и Робин. Робин и Зоэ. Робин был ее сердечным другом и доверенным лицом. А он — кем-то вроде слуги, сглаживающим ее дорожку к следующей выходке и устраняющим разрушения. Зоэ едва удостаивала его взглядом.
По правде говоря, Мерсер ни секунды не думал, что Зоэ больше Робина счастлива из-за этого брака. Подобная, а может, и более опасная сцена разыгрывается сейчас в эту минуту в Стрэт-Хаусе.
Мерсеру не пришлось долго об этом раздумывать, поскольку отворилась дверь и появилась его мать. На мгновение она замялась на пороге, зажав между пальцами листок бумаги, Бонни и Озорник подбежали к ней, радостно виляя хвостами, будто не видели ее несколько недель.
— Прочитай. — Мать положила бумагу ему на стол. — Хотя, полагаю, в этом нет необходимости. Ведь всегда пишут одно и то же, правда? Сама не понимаю, почему это меня тревожит.
Мерсер, чтобы успокоить ее, вернулся к столу и уставился на объявление. Джонет, опустившись на колени, гладила и трепала собак за уши.
Это был листок почтовой бумаги, слабо пахнущий розами, с гербом графов Килдермор. После второго замужества его мать перестала быть леди Мерсер. Но как иногда бывает у шотландцев, она получила графский титул при рождении и останется графиней Килдермор до смерти.
— Стюарт! — Мать отвлеклась от собак и медленно опустилась в кресло, которое освободил Робин. — В чем дело? Я что-то неверно сформулировала?
Он резко прочистил горло.
— Нет, извини. Это просто рассеянность. — Он действительно не имел никакого желания видеть проклятую бумагу, но сел и внимательно прочитал ее. Закончив, он твердой рукой передал листок матери. — Читается хорошо. И все-таки дадим Робину несколько дней?
— Да. — Джонет вздохнула. — Хорошо.
Однако она не сразу взяла бумагу. Только тогда Мерсер понял, как устала его мать. Хотя она, конечно, не выглядела на свой возраст, в ее волосах цвета воронова крыла теперь появилась пара серебряных нитей, глаза налились печалью. Осознание этого потрясло его. Всю его жизнь мать казалась ему и остальному миру неколебимой стеной и защищала своих детей как львица, а это было очень необходимо в долгие суровые месяцы после убийства его отца.
Хотя они с Робином были детьми, Мерсер помнил то ужасное время с болезненной ясностью. Мать отважно боролась за их безопасность, а когда, наконец, достигла предела, в их жизнь вошел Коул, чтобы защитить их от погибели. Он стал им лучшим отцом, чем покойный лорд Мерсер.