В начале февраля 1920 года Красная армия заняла Одессу. Выброшенный из нее вместе с остатками войск, Шиллинг в панике бежал в Крым. Покидая Одессу, он бросил на произвол судьбы армейское имущество, однако бережно сохранил и вывез всю свою личную собственность, чем заслужил в Крыму всеобщую ненависть. Однако он и здесь, оставшись практически без войск, по-прежнему числился главноначальствующим.
Врангель потребовал призвать Шиллинга к публичному ответу за гибельную эвакуацию вверенных ему войск из Одессы. И наконец решился арестовать его и судить офицерским судом чести.
Но между ними встал Деникин, понимая, что Врангель, направляя стрелы в Шиллинга, метит в него.
Разгневанный Врангель написал главкому резкое, ядовитое письмо. Он упрекал Деникина в ничем не объяснимых, непростительных ошибках, в личном честолюбии и самомнении, принесших непоправимый вред общему делу. Обвинял в несправедливом к нему отношении. Это письмо пошло гулять по армии.
Чаша терпения Деникина переполнилась. Он прислал в Феодосию короткое, исполненное холодной вежливости письмо, в котором извещал барона, что ему предписывается немедленно покинуть пределы дислокации вооруженных сил Юга России…
Исполнить приказ Врангель не торопился. Жил почти безвыходно на «Александре Михайловиче» в так называемой «адмиральской» каюте и все ждал чего-то.
Вокруг было много темно-вишневого печального бархата и надраенной до нестерпимого блеска надменной латуни, отчего каюта несколько напоминала богатую погребальную контору.
Втайне, видимо, он надеялся, что сердце Деникина, как это уже не раз бывало, оттает, главком поймет, что погорячился, и пришлет к нему кого-то из своих приближенных для объяснений.
Но время шло. Никто и ни с какими предложениями к Врангелю не являлся. О нем забыли. И оправдывать свое дальнейшее пребывание здесь, в Феодосии, было нечем. Оно становилось двусмысленным, словно бы барон сам искал удобного случая для примирения с Деникиным.
Он отбыл на «Александре Михайловиче» в Севастополь. Пароход бросил якорь недалеко от Графской пристани и вызывающе стоял там, на виду у всего города, пока барон Врангель сам для себя пытался решить задачу со многими неизвестными. Покидать Россию он не хотел. Но и оставаться ему уже было невозможно.
Однажды барона посетил английский адмирал Сеймур, только что прибывший из ставки, находящейся в Екатеринодаре. Он передал, что Деникин просит не медлить с исполнением его приказа.
Врангель окончательно понял, что примирение невозможно, что Деникин просто боится его. Особенно сейчас, в дни беспорядочного отступления, когда недовольство в армейских командных верхах уже достигло критической точки и в среде офицеров все чаще стали поговаривать об отставке Деникина.