– А поезжайте-ка вы, батенька, в Лондон: там у нас накопилось изрядное количество дел, требующих разрешения на месте. – Он говорил спокойно, едва ли не равнодушно, но, по существу, это был приказ, которому оставалось только подчиниться.
И все-таки Петр Тимофеевич, не сдержавшись, спросил:
– А как же Сергеев?
– А что – Сергеев? – спросил в свою очередь Жданов.
– Пока я буду заниматься в Лондоне финансовыми операциями, с которыми мог бы справиться и кто-то из сотрудников, в Константинополе может произойти трагедия!
– Сергеев не мальчик. Ждал смены дольше, подождет еще!
И не понять было, чего в этих словах больше: черствости или упрямства? И что заставляет так неузнаваемо меняться людей: Фролову в тот момент казалось, что того добрейшего, деликатнейшего Бориса Ивановича, которого он знал когда-то раньше, на свете больше не существует…
В Лондоне дел и впрямь накопилось много. Разрешение их потребовало от Петра Тимофеевича всех тех качеств, без которых немыслим коммерсант и финансист. А поскольку опыта было все-таки маловато, компенсировать его приходилось усердием, работой по двадцать часов в сутки. Да и странным было бы любое другое отношение к делу для большевика, знающего, что даже самый малый убыток, причиненный банкирскому дому «Борис Жданов и К>0», – это деньги, похищенные у народа.
Выслушав по возвращении Фролова отчет о работе, принесшей, кстати, солидную прибыль банкирскому дому, старый финансист удовлетворенно резюмировал: «Что ж, слава богу, не обманулся в вас – умеете!» И глаза его потеплели, зажглись добрым, знакомым по прежним временам светом. В одно мгновение Борис Иванович стал самим собой, прежним. Он, увы, не помолодел, наоборот, показался Фролову совсем старым, по-своему беззащитным человеком. Он больше не скрывал своей слабости. И Петр Тимофеевич понял, что все это время Жданов не просто проверял его деловые и человеческие качества, но еще и готовил к самостоятельной работе и что поездка в Лондон была для него последним, успешно сданным экзаменом.
Борис Иванович, точно подтверждая его мысли, еще сказал:
– Теперь я отпущу вас в Константинополь с чистой совестью, зная, что там, а потом и в Крыму вы не наломаете дров. Вы – финансист, и этим все сказано! Поезжайте… Засим мой вам последний вместо напутствия совет. Вам теперь долго, неизвестно до какого срока, предстоит быть не Фроловым, а Федотовым. Врастайте в этот образ поглубже, даже в мыслях будьте Федотовым.
Совет на первый взгляд из разряда не самых значительных. А если разобраться – мудрый. Ибо все, что оставалось теперь за спиной, принадлежало Фролову, а у Федотова, который готовился сейчас сойти с борта океанского лайнера на праздный и шумный константинопольский берег, отныне начиналась новая жизнь.