Кончится война – то ли еще станется. Исчезнет последнее, что еще связывает их.
Предстоящая расправа над Кольцовым очень смущала начальника Особого отдела. После ареста полномочного комиссара Кириллов, и без того бледный и измученный работой, всю ночь не спал. А рано утром, используя оказию, втайне от Землячки, послал своего сотрудника на автомобиле в Апостолово, чтобы по системе Юза передать в Харьков, в Укрчека Манцеву, сообщение о том, что случилось с Кольцовым. Этим Кириллов снимал с себя часть ответственности… Естественно, мощной радиостанцией в Бериславе он не мог воспользоваться, так как среди шифровальщиков у Землячки были свои люди. Известно: кто контролирует связь, тот и правит. И наоборот.
В полдень того же дня Манцев, прикусив губу, еще и еще раз перечитал шифровку. Над его плечом склонился вызванный по этому случаю Гольдман. Голова его отражала свет бьющего из-за шторы уже по-осеннему невысокого и потому особенно любопытного, глубоко проникающего во все окна солнца.
– Вот и получилось: послали из огня в полымя, – сказал наконец Манцев. – Ваши соображения? Феликс Эдмундович уже в Москве? Сообщить ему? Пусть радирует в Берислав!
Разумеется, Исаак Абрамович знал, что Дзержинский уже в Москве. Польская кампания обернулась неудачей. Пребывание Дзержинского на посту председателя Ревкома Польши, то есть, по сути, главы будущего правительства, выглядело бы сейчас довольно злой шуткой. Но и в Харьков Феликс Эдмундович вернуться не мог. Он официально признал свою неспособность справиться с махновщиной. Имел мужество в этом сознаться.
Но это явно снижало его авторитет у Ленина, о чем не могла не знать Землячка.
– Нет, это не совсем верный ход, – ответил великий шахматист Гольдман. – Феликс Эдмундович немедленно отзовется. Потребует освобождения и разбирательства внутри ЧК. И это только может ускорить решение Трибунала. Знаете, уже бывали случаи, когда такие телеграммы… э-э… «запаздывали». На пять – десять минут. Этого достаточно. А так у нас в запасе есть несколько дней.
Манцев понял.
– Значит, вы выезжаете? Немедленно?
– Да, – ответил Гольдман. – Через полчаса.
– Вам собрать материалы по Землячке? Пригодятся.
– О Розалии Самойловне я знаю чуть больше, чем знает она сама о себе. Когда мы отправили Кольцова в Правобережную группу, я хорошо изучил ее досье. Скучное, сознаюсь вам, чтение.
Манцев невесело улыбнулся.
– Теперь хоть я знаю, почему проигрываю вам шахматные партии.
Сообщение между Харьковом и станцией Апостолово уже было налажено с тщательностью, которая напоминала о прежних российских железных дорогах. Все понимали, что в низовьях Днепра, у Каховки, решается исход войны с Врангелем. Поезда с живой силой, с орудиями, броневиками, разобранными аэропланами шли как литерные, почти без остановок. Наскоро отремонтированные, поставленные на деревянные ряжи (вместо былых бетонных или каменных быков) мосты качались под тяжестью эшелонов. Приходилось рисковать.