По всем жестам и действиям саки видно было, что залив на пути не предусматривался их маршрутом. Стадо собралось на совещание, чтобы решить, что делать. Вожак уселся на самой высокой ветке и обратился к стаду с речью, которую произносил пронзительным громким голосом и сопровождал многими быстрыми жестами и мимикой; по всей видимости, речь эта была очень красноречива. Некоторые натуралисты сравнивали эти речи с грохотом колес и скрипом худо смазанной телеги. Наши путешественники были вполне согласны с таким сравнением.
Все собрание слушало с полнейшим вниманием, и хранило строгие приличия. Иногда какой-нибудь малыш слегка вскрикивал или позволял себе протянуть руку, чтобы поймать москита. Но он тотчас получал от матери шлепок и становился неподвижным. Но когда вожак окончил свою речь, поднялся такой шум, какого не слыхали никогда ни в одном собрании. Каждый член, казалось, имел что сказать и не ожидал, чтобы речь его была выслушана. Все эти мнения высказывались в одно и то же время и таким языком, о котором все телеги и колеса в мире не могут дать ни малейшего представления.
Когда шум достиг крайних пределов, «президент» одним знаком заставил замолчать стадо; все умолкли и приготовились слушать его новую речь. Вероятно, он напомнил им о деле и придумал способ переправиться через залив; он указал пальцем на бухту, и все слушатели в тот же миг повернули головы в направлении этого выразительного жеста.
На самом берегу росло дерево, ветви которого начинались на значительной высоте; такое же дерево росло и на противоположном берегу; расстояние, разделявшее концы их горизонтальных ветвей, не превышало двадцати футов. Эти деревья поглотили все внимание наших саки; казалось, что оратор вместе со всем собранием высчитывал расстояние между деревьями.
— Но ведь не собираются же они перепрыгнуть с одного дерева на другое, — сказал Леон индейцу. — Для этого им надо было бы иметь крылья.
Индеец не успел ничего ответить, потому что в эту минуту обезьяны начали приводить в исполнение тот план, который они приняли. По приказу вожака несколько членов собрания, из числа самых сильных, прыгнули на дерево, которым все были так живо заинтересованы, влезли на ту из его горизонтальных ветвей, которая выдавалась прямо над заливом, и начали одна за другой спускаться, цепляясь хвостами друг за друга, как это делали маримонды, когда хотели взобраться на персиковую пальму. Составив таким образом живую цепь, обезьяны одновременно начали отталкиваться от дерева ногами; цепь стала раскачиваться, сначала понемногу, потом все сильнее, наконец настолько, что самый нижний саки, бывший последним звеном в этой цепи, смог схватиться рукой за одну из ветвей дерева, росшего на противоположном берегу. Он крепко уцепился за нее, и мост был готов. Громкий крик торжества раздался в ту же минуту среди обезьян, до этого момента хранивших глубокое молчание.