- Еще одну примету? Какую, Сим?
- Следы в грязи, у самой окраины болота. Их много у того места, где пролита кровь бедняги, а затем они идут в сторону. Я только мельком взглянул на них, но сразу узнал, что они оставлены мужчиной. Жизнью своей отвечаю, что это следы сапог, которые я видел на ногах у Дика Дерка. Теперь слишком темно, чтобы можно было рассмотреть их... Мы вернемся завтра сюда, пораньше, пока никто ходить здесь не будет. Тогда и исследуем их... если окажется, что это следы не Дика Дерка, можешь сказать тогда, что Сим Вудлей толстоголовый сурок и больше ничего.
- Будь у нас хоть один из его сапог, мы смогли бы сличить его с этими следами.
- Будь! Никаких "будь" не может быть! У нас будет он... даже оба... даю слово, что будут.
- Каким образом мы их достанем?
- Предоставь это мне. Я уже составил план, как добыть обувь этого негодяя или вообще что-нибудь, принадлежащее ему, что могло бы пролить луч света на это темное дело. Пойдем, Нед! Пойдем к бедной вдове... Посмотрим, не можем ли мы сказать какое-нибудь слово утешения бедной леди. Это убьет ее. У нее не особенно крепкое здоровье, а после смерти своего мужа она стала еще слабее. Теперь вот сын... ах! Пойдем к ней: пусть она знает, что никто из нас не забыл ее.
- Пойдем, Вудлей! - поспешно отвечал ему молодой охотник.
Ужасным, мучительным был день, проведенный матерью Чарльза Кленси в ожидании тех, кто отправился на поиски ее сына. Но еще ужаснее была ночь после их возвращения: никаких известий о пропавшем, ничего, кроме шляпы, и ружья, и крови! Горе ее дошло теперь до крайних пределов, и сердце готово было разорваться на части. Хорошо еще, что у нее были друзья, которые не оставляли ее в этот страшный час тяжелого испытания. Обитатели лесов Далекого Запада под суровой наружной оболочкой имеют мягкое сердце. Человек десять остались дежурить у нее на ночь на тот случай, если бы их услуги понадобились. Ночь была теплая, даже душная; одни из них курили, сидя на балконе, другие разговаривали полулежа на траве напротив коттеджа, где у кровати мистрис Кленси дежурили их жены, сестры, дочери. Разговор вертелся вокруг событий дня и таинственности, окружавшей убийство. То, что здесь было убийство, - в этом не было сомнений, но куда могло деваться тело убитого? Кто убил Кленси? Какова была причина убийства?
Что касается убийцы, то до того, как все отправились на поиски, никто не думал о Дике Дерке, теперь же имя его было у всех на устах. На вопрос: "почему Дик Дерк убил Чарльза Кленси?" они не знали, что ответить. Никто из них не подозревал соперничества, существовавшего между молодыми людьми, и хотя любовь Дерка к старшей дочери полковника Армстронга не была тайной среди поселенцев, в чем был виноват сам Дерк, зато Кленси свято хранил тайну своей любви. Вдова Кленси, знавшая это, не считала нужным рассказывать людям, дежурившим у нее. Она смотрела на это, как на семейную тайну, слишком священную для того, чтобы говорить о ней людям посторонним, хотя и сочувствующим ей. Она лежала на кровати, слезы струились по ее лицу, грудь подымалась от тяжелых вздохов, но она не говорила ни единого слова и только молча слушала то, что ей говорили. Горе ее было слишком велико, чтобы вылиться в словах. Мысли ее вертелись около двух человек - воображение рисовало ей два лица - лицо убитого человека и лицо убийцы - ее сына и Ричарда Дерка.