Говоря все это, он успел набить рот лепешкой, и теперь крошки летели на подбородок. Он сгреб их и снова сунул в рот:
— Простите, в Оксфорде я совсем забыл о хороших манерах.
Снова послышался смех, и снова Вейлы промолчали.
Граф Нортклифф с радостью уступил место Николасу, поскольку старался не спускать глаз с Вейлов. Кто знает, что взбредет в голову вдовствующей графине Маунтджой! Что, если в ридикюле она прячет пузырек с ядом?
Он взял мягкую руку жены и поцеловал.
— Все идет прекрасно. Что ты думаешь о младшем брате Николаса?
— Волосы у него такого же цвета, как у Розалинды и как…
— Нет. Не как у тебя, дорогая. Твои волосы уникальны. Тициан наверняка решился бы ни убийство, лишь бы нарисовать такие волосы, как у тебя.
Розалинда краем уха прислушивалась к их разговорам, не спуская, однако, глаз с мужа. Он рассеянно ковырял вилкой треску. И почти ничего не ел. Впрочем, у нее тоже не было аппетита.
Еще через три тоста смех стал куда громче. Особенно веселился Обри, на которого чрезвычайно сильно подействовали шесть бокалов шампанского. Ричард был мрачен и спокоен. Ланселот — явно взбешен. Леди Маунтджой и ее любовник то и дело неодобрительно поджимали губы.
Когда Николас шепнул жене, что уже полдень и пора уезжать, та едва справилась с охватившим ее возбуждением. Отпив шампанского, она легонько коснулась кончиком языка нижней губы.
— Означает ли это, что мы будем одни в твоем экипаже?
— Означает, — кивнул он, бесстыдно ухмыляясь. В последний раз оглядел братьев и мачеху и кивнул: — Все они слишком накачались шампанским, чтобы воткнуть мне нож между ребер.
Обри развалился на стуле и, сложив руки на животе, широко улыбался. Глаза были затянуты хмельной дымкой, но язык работал так же энергично. Он успел поведать, как любили друиды кошек и как их надменные жрецы величественно расхаживали с кошками на плечах.
В час дня Розалинда и Николас отправились в Уайверли-Чейз, поместье, расположенное в Суссексе, в шести часах езды от Лондона.
Впервые Розалинда узрела Уайверли-Чейз в тот момент, когда Николас поцеловал ее. Она взвизгнула, рывком отстранилась и уставилась на великолепный дом на вершине невысокого холма.
Николас снова поцеловал ее.
Она уперлась ладонями ему в грудь и легонько боднула в лоб.
Николас недоуменно уставился на нее. Тряхнул головой, потер лоб и растерянно пробормотал:
— Почему ты это сделала? Что случилось?
Она лизнула кончик пальца, и он уставился на ее язык. Николас был готов отринуть хорошие манеры и наброситься на жену, однако сдержался.
— Николас, дорогой, — пролепетала Розалинда, — мне очень трудно говорить, но ты проник языком в мой рот. И коснулся моего языка своим. Я пытаюсь не думать об этом… но ничего не могу с собой поделать. Полагаю, мужчины порою считают, что должны это делать… нет-нет, давай поговорим о доме. Это и есть Уайверли-Чейз?