— «Битлз» мне все-таки больше нравятся, — сказал я.
— Ты хоть понимаешь, о чем тут на самом деле идет речь? Я тебе скажу. Что никогда нельзя полагаться на пьяницу.
— Раз ты так говоришь… — только и сказал я.
Гундерен долго и обстоятельно качал головой, потом попробовал встать. Пока что не получалось.
— Но теперь все будет по-другому! — крикнул он.
— Правда?
— Я покажусь всем — и Богу, и людям! Мне больше нечего скрывать! Ты мой свидетель, парень!
— Если тебе больше нечего скрывать, почему ты сидишь тут, а не на тротуаре на улице?
Гундерсен опять уставился в землю.
— Сперва посижу тут посохну, — сказал он. — Запах свежевыстиранного белья хорошо протрезвляет.
Я бы с удовольствием сказал что-нибудь в этой связи, например, что тогда, по всей вероятности, Гундерсену придется сидеть тут до марта следующего года, когда промерзшее белье на веревке оттает. Но в этот миг с черной лестницы донесся жуткий грохот. Это был капитан Том Кёрлинг. Одетый в свой заношенный, когда-то безукоризненный двубортный блейзер, теннисные туфли и галстук-бабочку, похожий на фальшивые усы, которые съехали на мятый воротничок да там и застряли. Иными словами, Том Кёрлинг был точь-в-точь такой, каким мы привыкли его видеть. Ошарашило же нас то, что он волок два полированных камня и зажимал под мышкой облезлую щетку, ведь, если учесть, что одни лишь камни весили как минимум по восемнадцать кило каждый, а Тому Кёрлингу сровнялось девяносто, можно себе представить, какой грохот он производил.
Том Кёрлинг положил камни, закурил сигарету и ткнул щеткой в нашу сторону.
— Что вы, собственно, знаете о кёрлинге?
Гундерсен съежился под замерзшей простыней.
Я шагнул вперед, понимая, что должен сказать правду.
— Не очень много, — сказал я.
— Не очень много? Это сколько же?
— Ничего.
Том Кёрлинг немножко помел щеткой у себя под ногами, подошел ближе.
— Камень должен находиться в движении перед тем, как его пошлют в мишень. А что такое камень в движении? Я тебе скажу. Каждый камень, который двигается, есть камень в движении. Эти камни двигаются?
— Нет, — сказал я.
— А если во время игры камень разбивается, на место самого крупного осколка надо положить новый камень. Какой-нибудь из этих камней разбился?
— Нет, — сказал я.
— Все с самого начала точно и безупречно спланировано. Понятно?
— Да, — сказал я.
— А когда камень опрокидывается, его немедля изымают из игры. Какой-нибудь из этих камней опрокинулся?
Я взглянул на Тома Кёрлинга. На облезлую щетку. На полированные камни.
— Нет, капитан, — сказал я.
Он улыбнулся, но быстро посерьезнел: