Какая-то пизда в первом ряду, с огромным белым бантом в волосах. Все такие нарядные, взволнованные. Бедный директор — через полмесяца он должен будет проделывать эту же процедуру. Только с еще большей торжественностью и маской большей ответственности. Будет вручать десятиклассникам аттестаты полного среднего.
«Мамы всякие нужны, мамы всякие важны…» — хуй-то! Всем выдают по отдельности, и сначала, конечно, отличникам. Потом поток середнячков. В их числе и я. Хамство какое! Помимо аттестата мне вручают грамоту — за активное участие в жизни школы им. Чкалова и за организацию культмероприятий. Директор жмет мне руку, все хлопают, Ленька Фролов орет: «Даешь Медведку!», а мне обидно. Выгоняете вы меня, грамотой прикрылись, сама, мол, она ушла. Неправда, это вы меня больше не хотите! Не подхожу я вам. Половина девчонок с распущенными волосами, но именно мне тощая рыжая завучиха делает замечание и, зло сощурившись, смотрит на мой рот. Я родилась с таким!
Как только торжественная часть заканчивается, все девчонки устремляются в туалет. Сейчас будут танцы. Из репродукторов по углам зала уже звучит песня, которую называют «Голубая мама». «Блю» — это ведь и грустная. Но грустная у всех есть. В туалете столпотворение. Все готовятся. «У меня комбинашка не торчит?» — я даже лифчик не ношу, а они в комбинациях. Почему я не могу, как они, радоваться этому вечеру, находить в нем что-то волнующее? Для них это начало чего-то, обещание… Вот они стоят по стеночкам зала, хихикают в ладошки, шепчутся. Может, один из сутулых, прыщавых мальчиков пригласит ее на танец. Она потом целый месяц с подружками обсуждать будет, на каком расстоянии они танцевали.
Приходит парень, в которого я была влюблена в прошлом году, он заканчивает десятый класс. Сейчас мне смешно. А ведь всего год назад мы заперлись с ним в классе и целовались, и мне казалось это невероятным. Кто-то дергал дверь, а он прижимал меня к стене, и я чувствовала его хуй на своем бедре… Сейчас мы тоже пойдем в темный класс. Там нас ждет Ленька Фролов — здоровенный второгодник с черными волосиками над верхней губой — с планом и записями «Лед Зеппелин».
От одной затяжки мне становится грустно. Фролов блаженствует, сидя верхом на маленькой парте.
— Илья, поцелуй меня.
Илья целует. Он, конечно, видит, что я не такая, как год назад. Ему, наверное, обидно.
— Ленька, может, ты тоже хочешь меня поцеловать? Фролов ухмыляется и чмокает меня в щеку. Да, их моя наглость смущает. И они не ударят меня, если я скажу сейчас что-нибудь обидное им. Неиспорченные мальчики. А я — испорченная?