— Не думаю, что Джордж захочет с ним связываться, — сказал Брайан.
— Оставь Джорджа в покое, — повторила Алекс.
Последовала пауза, во время которой Габриель переместилась к эркеру мимо кресел и диванов, заваленных вышитыми подушками работы Алекс. Этот переход был частью композиции, знаком, что теперь Брайан с матерью могут поглядеть друг на друга и привести разговор к обоюдному удовлетворению.
Габриель смотрела, как разгорается отражение огонька ее сигареты в стекле. Теперь уже можно было разобрать знакомые корявые очертания деревьев на фоне тусклого темнеющего неба. Торжественная неподвижность этого сада всегда вызывала у нее тревожные чувства: страх, зависть, благоговейный ужас. Она вздохнула, думая о будущем, о котором Алекс не могла ничего сказать. Габриель посмотрела вниз. По газону пронеслось, будто пушечное ядро, что-то маленькое и белое, а за ним — мальчик. Они исчезли под темными деревьями. Такой хрупкий, крохотный песик, живое подобие ее уязвимого сына. Адам не рос, он уже был слишком маленьким для своего возраста. Она спрашивала об этом у доктора, который сказал, чтобы она не беспокоилась.
Прибежав в белмонтский сад, Адам сразу направился в гараж. У гаража, который когда-то именовали «моторным сараем», была небольшая башенка во французском стиле, точная копия большой башни главного дома. Под стрехой рядком лепились прошлогодние ласточкины гнезда, но в этом году ласточки еще не прилетали. В гараже стоял белый «роллс-ройс». Давным-давно этой машиной осторожно управлял Алан Маккефри и, может быть, нажимая на газ, еще не знал, что скоро оставит свою жену навсегда. Он так и не забрал машину; и Алекс ее с тех пор не касалась. Говорили, что машина очень дорогая. Адам залез внутрь и сидел, держась за руль, ловко поворачивая его туда-сюда, а Зед (которому никогда не удавалось залезть в машину без посторонней помощи, хотя он честно старался) восседал рядом на мягком старом, резко пахнущем кожаном сиденье и похож был в своей белой пышной шубке на откормленную наседку. У Зеда на спине было несколько элегантных черных пятен, а длинные темные пышные черно-бурые уши напоминали парик или шляпу. У него был маленький выпуклый череп, короткий, слегка вздернутый носик и прекрасные темно-карие глаза с бликами темной синевы, словно шанжановые. Он бывал властным, веселым, скептичным, по временам заигрывал, мог отпрянуть грациозным растерянным движением и тут же, забыв о чувстве собственного достоинства, внезапно поднять шумную возню, всем своим сконцентрированным существом выражая безудержную чистейшую радость.