Адам кивнул. Он чуть отошел и остановился, обозначив этим, что отделился от компании и стал сам по себе.
Брайан вышел вслед за Габриель.
Адам был маленький и компактный, из темноволосых Маккефри: круглоголовый, круглолицый, с темными прямыми короткими волосами, он походил на Алана и даже немного на Джорджа. Он не унаследовал отцовского сходства с викингом и волком. У него были карие глаза, пристальный взгляд, и он редко улыбался. Он ходил в частную подготовительную[33] дневную школу Лифи Ридж в одноименном пригороде, а не в городскую, где преподавал Джереми Блэкет. Отец Адама был не в восторге от этого, но он хотел, чтобы сын выучил хотя бы два иностранных языка, а в городской и одному толком не учили. Габриель хотела отгородить сына от хулиганов. (На самом деле в частной школе хулиганов тоже хватало, но Адам не сообщал об этом матери.) Еще ей нравилась школьная форма — коричневые бриджи и небесно-голубые гольфы. Адаму мальчики не нравились. Девочки ему тоже не нравились, но, несмотря на это, он хотел бы стать девочкой. Из-за той же неловкости, что отделяла его от родителей, он и в школе был одиночкой, к тому же выделяясь не по годам маленьким ростом. В его непонятном нежелании расти словно выражался молчаливый отказ выступать на каких бы то ни было заметных ролях. Разумеется, Адам любил родителей и тихо сочувствовал их попыткам установить с ним хоть какое-то общение. Они так старались вести себя естественно, что порой были чудовищно нелепы. Он часто разглядывал мать, а когда она поднимала на него глаза, улыбался и быстро уходил. Он редко глядел на отца, но иногда касался его, ободряя.
Адам постоял, глядя в никуда. Он думал про Зеда — чем тот занимается дома, совсем один. Он часто об этом думал. Иногда ему удавалось подглядеть за Зедом и увидеть, как собачка неистощимо изобретательно играет в одиночестве. Но Адам всегда подозревал, что на самом деле Зед его видит и разыгрывает спектакль исключительно для хозяина. Витгенштейн пишет, что собака не может ни лицемерить, ни быть искренней. Адам еще не читал Витгенштейна и считал, что Зед вполне способен на лицемерие.
Адам не пошел за родителями на улицу. Он в отличие от матери не торопился поплыть. Он наслаждался особым, напряженным состоянием перед заплывом, от которого все казалось выпуклее обычного, страннее, как-то замедленнее. Он пошел обратно через Променад, отстраненно отмечая, что за столами сидят знакомые (или, точнее, знающие его) люди, например миссис Осмор, но не глядя на них. Он не хотел, чтобы с ним заговорили или даже встретились взглядом. Он прошел через другую дверь в закрытый бассейн. Адаму очень хотелось бы привести в Купальни Зеда, но собак не пускали дальше Променада. Он все время воображал себе, как бы это было: Зед, один в закрытом бассейне, разбивает гладкую шелковистую поверхность воды спокойными уверенными движениями, словно выдра. Зед хорошо плавал. Адам часто купал его в реке, только теперь это больше не разрешали, потому что доктор сказал что-то там такое.