Сперва Эмма счел Тома назойливой помехой. Как это получилось, что он разрешил Тому себя присвоить? Тома разбирал нескромный зуд — его подмывало хвалиться своей дружбой с человеком, на которого он смотрел снизу вверх, который был столь difficile[47]. Бездумное предположение Тома, что между ним и Эммой возможна какая-то привязанность, беспокоило Эмму, а способность Тома быть счастливым и вовсе поражала. На Рождество Том неожиданно преподнес Эмме книгу (стихи Марвелла[48]). Эмма в ответ второпях подарил Тому свой любимый нож. Как же до этого дошло? Том явно хотел заботиться об Эмме. То, что они поехали в Эннистон (может быть, очень зря), было частью этой заботы. Эмму не могла не тронуть беззастенчивая уверенность, с какой Том проявлял свое дружелюбие; но Эмма не знал, хочется ли ему, чтобы о нем заботились; он подозревал, что Том не имеет ни малейшего понятия, что на самом деле представляет собой его новый друг.
Когда Алекс вернулась с Руби из Института, письмо Джона Роберта Розанова словно жгло ей карман. Она пошла наверх, в гостиную, но не стала сразу вскрывать письмо. Стоя в эркере и глядя в окно на холодные испуганные деревья и мокрую зеленую крышу Слиппер-хауса, она отдалась буре чувств. А может, это было больше похоже на медленную, как во сне, езду с американской горки: падение, взлет, головокружение, момент предвкушения, ощущаемый нутром. Ее слегка тошнило, и она чувствовала, что ее шатает, как бывает спьяну. Алекс удивлялась своим чувствам, но при этом сознавала, что уже давно и странно волнуется, словно ожидая какого-то происшествия. Это не было обычной меланхолией стареющей женщины, скорее похоже на призыв к действию, с явственным привкусом раздражения на весь мир и жажды перемен к лучшему, пусть даже и насильственных. Она вспомнила, что вчера ей приснилась ее старая няня; это было предзнаменование, и не обязательно доброе.
Она вытащила письмо, ощупала и наконец торопливо вскрыла. Там было написано:
Заячий пер., 16
Эннистон
Дорогая миссис Маккефри!
Прошу Вас оказать мне любезность и посетить меня. Я должен задать Вам некий вопрос. Вы можете прийти утром, в любой день. Пожалуйста, дайте мне знать, когда Вам удобно. К сожалению, у меня нет телефона.
С наилучшими пожеланиями,
Дж. Р. Розанов
Алекс долго смотрела на текст. Он оставался загадкой, тревожащей и непонятной, словно послание на чужом языке, внезапно проступившее на стене. Первым делом она ощутила разочарование. Чего она ждала, безумная? «Алекс, я все эти годы не переставал думать о тебе. Я должен открыться…» и т. п. Эта формальная записка с «наилучшими пожеланиями» была поистине холодной. «Я должен задать Вам некий вопрос». Такие выражения не могут предвещать пылкое объяснение в любви. На мгновение Алекс почувствовала себя совсем по-детски разочарованной. Она смяла письмо. Потом опять расправила.