— Я хочу поблагодарить вас за то, что вы сегодня для меня сделали, — сказал он. — Через некоторое время после свадьбы я хочу совершить один милосердный поступок. Но мне нужна ваша помощь.
Несколько минут они о чем-то тихо беседовали, и аббат кинул в знак согласия.
Юстина обняла на прощание родителей; мать ее плакала и с мольбой смотрела на Гильяно. Но Юстина что-то шепнула ей на ухо, и пожилая женщина рассмеялась. Они обнялись еще раз, и родители сели на ослов.
Свою брачную ночь молодые провели в хозяйской спальне замка. В комнате ничего не было, кроме огромного матраца, который Гильяно велел притащить сюда на осле; матрац покрыли шелковыми простынями, поверх них лежало пуховое одеяло и подушки, купленные в лучшем магазине Палермо. Рядом была ванная комната, не уступавшая по размерам спальне, с мраморной ванной и большой раковиной. Разумеется, о водопроводе не могло быть и речи, и Гильяно, чтобы наполнить ванну, пришлось самому таскать воду из ручья, что, сверкая, бежал под стенами замка. Он приготовил такие духи и туалетные принадлежности, каких Юстина никогда в жизни не видела.
…Гладя ее по волосам, он вспоминал, как в тот знаменательный день впервые увидел в Палермо, что она — женщина. До чего же она тогда была хороша. Он прочел наизусть несколько стихотворений, которые посвятил ей, когда бродил в горах, мечтая о ней…
Юстина рассказала, что влюбилась в него в тот день, когда принесла записку от брата, и как она страдала, когда он не узнал в ней девочку, которой много лет назад дал денег. Тогда ей было одиннадцать лет — с тех пор она любила его и молилась за него каждый вечер.
Слушая ее, Гильяно был невыразимо счастлив. Так, значит, она любила его, думала и мечтала о нем, пока он был один здесь, в горах. Он все гладил и гладил ее по волосам; она поймала его руку и задержала в своей — сухой и горячей.
— А ты удивилась, когда отец сказал, что я хочу на тебе жениться? — спросил он.
Она улыбнулась хитро и торжествующе.
— Нет, после того как ты уставился на меня в Палермо, — сказала она. — С того дня я ждала тебя…
Проснулась она уже почти в полдень и обнаружила, что мраморная ванна и ведра около умывальника наполнены прохладной водой. Тури нигде не было видно. На минуту ей стало страшно одной; потом она залезла в ванну и вымылась. Затем вытерлась жесткой коричневой простыней и надушилась. Окончив утренний туалет, она надела свой дорожный костюм — коричневое платье и белую кофту на пуговицах. На ногах были удобные уличные туфли.
За окном палило майское сицилийское солнце, но горный ветерок веял прохладой. Гильяно уже приготовил завтрак и ждал ее: на складном столике стояла горка поджаренного хлеба, холодная ветчина и фрукты; рядом горел костер. Молоко из металлического бидона, завернутого в листья, было налито в кружки.