Проснулся утром, с четким осознанием самого невероятного бреда, снившегося мне этой ночью. Бодрый граф Эльгенхауэр на предрассветном ветерке делал фехтовальные выпады и приседания с рапирой. Ведьмы нигде видно не было, значит, ушла в харчевню за обещанным супом. Гномы с ворчанием продирали глаза, вставать рано они не любят, но поужинать вчера никому не удалось, и бурчание эльфийского желудка разбудило даже их. Сам Эландер, к сожалению, еще не нормализовался. По крайней мере, на мое: «Как здоровье?» — ответил не сразу, разворачиваясь всем телом и два раза переспросив, что я имею в виду…
Небольшой костер разложили быстро. Припасов, данных нам на дорогу заботливым другом моего отца, могло хватить всем разве что на один укус. Как-то умудрившись не подраться из-за скудных порций хлеба и сыра, мы отправили в глубокую разведку эльфа и, традиционным образом (по-фронтирски) залив костер, двинулись в путь. Первоначально к реке, а там разберемся.
Погодка радовала, солнышко обещало выйти в зенит и припекать, а сама прогулка по утренней лесной прохладе лично для меня тоже чистое удовольствие. Как, впрочем, и для остальных. Гномьи кольчуги всегда хорошо смазаны и от утренней росы не страдают, сами бородачи на сырой земле спать приучены с детства, а учитывая обычный гномий алкоголизм — для них проснуться утром без головной боли уже праздник, хоть в лесу, хоть где!
Эландер так тот вообще без природы не живет, в городах дохнет, а в неволе не размножается. Эльфы настолько привязаны к своим деревьям, что только в лесу чувствуют себя комфортно, и наш прошлый переход по пустыне довел остроухого почти до умопомешательства. Нет привычной зелени, и рассудок тоже сохнет на корню. Ну как еще назвать его разовые наезды на Эшли как на командира нашего отряда?
А вот сам граф Эльгенхауэр-младший, похоже, умудрился простудиться. Мой хозяин бодренько шагал вслед за мной шаг в шаг, постоянно шмыгая носом и временами тонко чихая, как зайчонок. Удивительно, но это вызывало у меня не раздражение, а что-то более похожее на жалость или сострадание. Хотя показывать ему ничего, конечно, нельзя, обидится вусмерть, аристократы — птицы гордые…
— Платок дать?
— Дафай, — не колеблясь согласился он.
Я похлопал себя по бокам, заглянул в кошелек, поискал за пазухой и ощутил себя полным идиотом. У меня ведь отродясь не было подобного предмета…
— Нет платка.
— А щего токта пнетлакал?
— Ну… так… Хочешь, могу нос подолом килта вытереть? — искренне предложил я, чтоб хоть как-то исправить свою вопиющую бестактность.
— Уку… фсекда местял, обдижай меня и дальсе, — без малейшей злобы вздохнул племянник главнокомандующего. — Смейся, юмйои, шуси, ишкаляйся как хосешь. Войной хосяин все пностит…