По закону буквы (Успенский) - страница 82
Любопытен проскользнувший здесь по буквенному поводу намек на достоинства разных политических устройств. Ломоносов по меньшей мере без осуждения говорит о временах, когда греки «великих с малыми сравняли». Можно уверенно сказать, что безнаказанным такой намёк на демократизм республиканской Греции мог проскочить только в рассуждении о буквах.
Впрочем, Он тоже чванлив и самонадеян. «Я значу вечность, — это потому, что круг и яйцо считались в свое время символом вечности, — солнцу подобен, меня пишут астрономы и химики, мною означают воскресные дни, мною великолепен язык славенский, и великая и малая Россия меня употребляет».
Он говорит Азу: «Ты так презрен, что почти никаких российских слов не начинаешь».
По-видимому, Он получил неплохое филологическое образование: мы уже говорили о нелюбви языка русского к «а» начальному в словах. Он помнит, что в старославянском языке не существовало аканья, и все О произносились именно как «о» (хотя оканья там тоже не было). Знает он и о том, что звук «о» в равной степени широко распространен и в крайне южных и в крайне северных говорах восточнославянских языков, в том числе в Малой Руси, то есть на Украине.
Буква Буки гордо именует себя «второй персоной в стате» — в ранге, за что получав незамедлительный нагоняй от Грамматики, которая согласным отводит второстепенное значение и грозит за неумеренные претензии «штрафом». Тут же звучит и тысячекратно повторенное в дальнейшей полемике по поводу «твердого знака», ставшее афористическим и преисполненное иронии ломоносовское выражение «Немой место занял, подобие как пятое колесо!».
До упразднения «ера» из нашей азбуки оставалось ещё около ста семидесяти лет. Еще десятки и сотни профессоров и академиков будут доказывать не просто его «необходимость», но примерно такую же государственную, политическую опасность его исчезновения, как и по отношению к «ятю». А Ломоносов уже ясно увидел полную ненужность этой буквы во всех тех случаях, где она фигурировала именно как «твердый знак». Вполне возможно, что он и для разделительной функции «ера» придумал бы какое-нибудь изящное замещение.
Бурный спор происходит между Е и Ятем. Ять жалуется, что Е изгоняет его из «мħста, владħния и наслħдия», которые писались именно через ħ. «Однако я не уступлю! — кричит Ять. — Е недоволен своими селением и веселием,>[6] гонит меня из утħшения: Е пускай будет довольствоваться женою, а до дħвиц ему дела нет!»
Только в наше время, в 10-е годы XX века, возникло своеобразное явление — «занимательно-научная книга». А ведь в этот «Суд российских письмен» строгий и суровый ученый, которого никак уж нельзя было обвинить в небрежности по отношению к одному из самых ему дорогих предметов изучения, вводит как раз начало такого «занимательного» характера. Он не возражает даже, если невзыскательный читатель гоготнет над незамысловатой остротой: «букве Е — скучная жена, букве Ъ — весёлые и юные дħвы». Пусть смеются; лишь бы запомнили, что существует спор между учеными (не между буквами!) о надобности или ненужности двойного выражения звука «