Он обнаружил ее лежащей в углу комнаты, где Хаким предпочитал проводить допросы. Она плакала. Еще жива, хотя это и ненадолго, бесстрастно подумал Бастьен, закрывая за спиной дверь. Хаким обернулся и изумленно посмотрел на него:
— Что вы здесь делаете, Туссен? Вы же сказали, что мисс Андервуд вас больше не интересует. Не уверен, что мне понравится, если вы измените свое мнение.
Он избавился от пиджака и галстука, закатал рукава и расстегнул рубашку. Его жирная волосатая грудь блестела от пота, было видно, что он находится в состоянии сильного сексуального возбуждения, а в руке он сжимал тонкое лезвие стилета, вставленное в паяльник.
Бастьен почувствовал запах припаленной плоти. Он вновь взглянул на Хлою. Теперь на ней не было того белья «трахни меня» — она как-то ухитрилась переодеться, прежде чем за ней пришел Хаким. На ней были темные брюки и рубашка. Верней, подразумевалось, что они на ней есть. Штанины брюк были вспороты, открывая ее длинные ноги, а рубашка стянута назад по локти, выставляя напоказ ее грудь и простой белый лифчик.
Бастьен увидел шрамы. Хаким использовал нож, чтобы и резать, и жечь, и сейчас трудолюбиво наносил узор на руки Хлои. Она еще не впала в состояние болевого шока, но ждать оставалось недолго. Она знала, что он здесь, но не смотрела на него, просто скорчилась в углу комнаты, закрыв глаза, запрокинув голову к стене, и молча плакала.
— Не собираюсь мешать вашей забаве, Жиль, — успокоил Хакима Бастьен. — Просто рассчитывал полюбоваться работой мастера.
Тут Хлоя раскрыла глаза и уставилась прямо на него с другого конца плохо освещенной комнаты. Он точно так же прямо взглянул в ее карие глаза и в первый раз в жизни ясно увидел в них себя. Кем он был — кем он стал.
— Чувствуйте себя как дома, — ухмыльнулся Хаким. — В отличие от вас я всегда люблю, когда есть зрители. Она действительно мила, как считаете?
Он подошел к Хлое и приподнял прядь густых волос раскаленным ножом. Волосы зашипели на лезвии, и один локон упал на пол.
— Очень мила, — согласился Бастьен, разглядывая ее. Лицо ее еще не было затронуто — это дело более позднего времени. Он никогда не присутствовал и не наблюдал за работой Хакима, но был достаточно наслышан о том, что и в каком порядке тот делает.
А он не мог сделать ничего, никак не мог это остановить. Нельзя было приходить сюда, нельзя было видеть ее здесь, но ведь он всегда раньше делал то, что необходимо было сделать…
— Барон вас спрашивал, — внезапно сказал он. — Проблемы с иранцами.
— С иранцами всегда проблемы, — проворчал Хаким. — Насколько это серьезно?