Он таращился на красавиц своего сераля, которые соответственно татарскому обычаю, трепеща, обслуживали своих новых хозяев: черноволосые еврейки с сонными, тяжелыми веками, смуглые гибкие черкешенки и златовласые русские, темнокожие гречанки и турецкие женщины с фигурами Юноны - все они нагими, как в день рождения, явились перед глазами татарских князей.
Баязид клялся, что изнасилует жен Тимура. Теперь же его коробило, когда он смотрел на Деспину - сестру и любовницу Петра Лазаруса, обнаженную, как и остальные, коленопреклоненную и трепещущую от страха, предлагая Тимуру чашу вина. Татарин рассеянно запустил пальцы в волосы девушки, и Баязид содрогнулся, словно эти пальцы сжали его собственное сердце.
Султан видел Дональда Мак-Диза, сидевшего рядом с Тимуром. Гаэл остался в своей пыльной, испачканной одежде и выделялся среди пышных, разодетых в шелка и золото татар. Дикие глаза Мак-Диза сверкали, а за едой вел он себя дико и необузданно, словно изголодавшийся волк. Он пил крепкое вино чашу за чашей. И тут наконец самообладание отказало Баязиду, и он сломался. С ревом, заглушившим весь остальной шум, Громовержец наклонился вперед, сломав руками тяжелый скипетр, как тростинку, и швырнул на пол обломки.
Все собравшиеся устремили на него свои взгляды, и некоторые из татар быстро встали между ним и своим эмиром, который лишь невозмутимо взглянул на Баязида.
- Собака! Собачье отродье! - ревел Баязид. - Ты пришел ко мне, как беглец, и я приютил тебя! Пусть проклятие всех предателей ляжет на твое черное сердце!
Мак-Диза поднялся, разметав чаши и кубки.
- Предателей! - закричал он. - Для тебя шесть лет оказалось слишком большим сроком. Ты забыл обезглавленные трупы, оставленные гнить у Никополиса? Ты забыл десять тысяч пленных, которых вы там убили, голых и со связанными руками? Там я сражался с тобой мечом, теперь я сразил тебя с помощью хитрости! Глупец, ты был обречен с той минуты, как войско твое вышло из Брюсы! Именно я договорился с калмыками, ненавидевшими тебя. Поэтому-то они были довольны и делали вид, что хотят служить тебе. Через них я поддерживал связь с Тимуром с того момента, как мы в первый раз покинули Ангору. Я тайно посылал вперед всадников или притворялся, что охочусь на антилоп... Благодаря мне Тимур перехитрил тебя. Я даже вложил в твою голову план битвы! Я поймал тебя в паутину совпадений, зная, что все равно поступишь, как захочешь, не считаясь ни с тем, что скажу я, ни с тем, что скажет кто-то другой. Я солгал тебе только дважды: когда сказал, что хочу отомстить Тимуру, и когда сказал, что эмир будет ждать в горах и сам нападет на нас. До начала битвы я знал, чего хочет Тимур, и своим советом завлек тебя в ловушку. Поэтому Тимур, придумавший план, который ты посчитал отчасти своим, отчасти моим, заранее знал каждый твой шаг. Но в конечном счете все зависело от меня, так как именно я повернул против тебя калмыков, направив их стрелы в спины твоих всадников. Это и склонило чашу весов в пользу татар, когда исход битвы висел на волоске... Я дорого заплатил за месть, турок! Я играл свою роль под пристальным взглядом твоих шпионов при твоем дворе, даже когда голова у меня кружилась от вина. Я сражался за тебя против греков, и меня ранили. В пустыне под Халисом я страдал вместе со всеми. Я прошел через страшный ад, чтобы низвергнуть тебя в пыль!