— Вот это и есть все, что мне удалось изобразить за последние девять месяцев!
Сбитая с толку, она с недоумением взирала на красные мазки, яростно нанесенные на холст.
— Боюсь, что я не слишком понимаю современное искусство, — вежливо произнесла она.
— Идиотка! Это не искусство! У меня был очередной приступ депрессии, и я просто взял красную краску и вылил ее на полотно, желая изобразить свои чувства.
Луиза сбивчиво пробормотала:
— Понятно. Мне ж…
— Если вы скажете, что вам жаль, то я вас ударю! — взревел он.
Она нерешительно отступила к стеклянной стене.
— Что же еще я могу сказать? — Неожиданно выглянуло солнце и осветило ее стройную фигурку в голубом платье. Закери, прищурившись, посмотрел на нее.
— Стойте смирно, — быстро скомандовал он.
— Зачем? — осторожно поинтересовалась Луиза, ее темно-голубые глаза выражали полнейшее замешательство.
Закери взял со стола блокнот и огрызок угольного карандаша. Луиза наблюдала за решительными движениями длинных пальцев его здоровой руки. На белой бумаге появлялись черные штрихи.
— Вы рисуете меня? — удивленно, но не без радости спросила она.
— А что же еще я могу делать?
Она была слишком польщена, чтобы обратить внимание на его ворчание. Он наконец начал работать, и вдохновила его она! Волна радости словно окатила ее.
Несколько минут спустя он отложил карандаш и начал критически рассматривать только что нарисованное.
— Можно мне посмотреть? — попросила Луиза, и он молча протянул ей блокнот. Она застыла от восхищения. Всего несколько линий, но они передавали полное сходство. — Вот это да! Вы необыкновенно талантливы, мистер Вест. Я завидую вам — у меня совсем нет способностей к рисованию.
— Вы хорошая медсестра, это, без сомнения, тоже дар! — бросил он небрежно.
Она покраснела.
— Спасибо. Но вам не кажется, что это не одно и то же? Хороших медсестер тысячи, хороших же художников гораздо меньше. Когда вы перенесете набросок на холст?
— Что? — Он криво ухмыльнулся. — Сомневаюсь, что это когда-нибудь случится. Делать наброски я мог всегда — это как рефлекс, просто фиксирование на бумаге за несколько минут того, что видишь перед собой. Писать маслом — это совсем другое, это занимает много часов работы: недели, месяцы… а главное, для этого требуется вдохновение. Мне нужно точно знать, что я ищу, именно этого мне недоставало — желания творить.
Она прикусила губу.
— Я понимаю.
Сейчас она чувствовала себя полной дурой, причем сильно униженной. Наверное, он посчитал ее тщеславной и презирал за то, что она подумала, будто вдохновила его.
Он отбросил блокнот и встал рядом с ней у окна.