Где- то на середине пути -в поезде, бегущем мимо, - запоминающийся образ: «стоят в проходе мужчины, держась за дымки папирос».
Тут- то и проступает основная черта клячкинского мира: не за что держаться. Положение ложное… бомбы -в ящиках, ядра - в атомах… Бред! То ли жизнь, то ли сказка, то ли есть, то ли нет. Предметы бестелесны, контуры скользят. «Там, где еще вчера плыл твой плотик, нынче пузыри на болоте». Проклинаемое плаванье: «то и дело накладывать пластырь, заделывать в корпусе течь». Сравнить это мученье с тем, лихо летит через пороги и перекаты лодка Городницкого, - для Клячкина это мученье почти невыносимо.
Глотая, как слезы, потери,
сочти немудреный свой груз.
Вот видишь - плывешь. А не верил!
Тебя еще хватит на грусть.
Детдом ли привил такую готовность к потерям, блокадная ли обреченность сказалась, - но надо всеми жизненными перипетиями прячется у Клячкина - готовность к беде, к потере, к одиночеству. Хочется в норку, «в какой-нибудь маленький домик», где «дважды два - четыре», и только три пары родных глаз… А жизнь выталкивает в толпу, навязывает роли.
И холод слов, и недоверье глаз,
и расстояния здесь ни при чем -
Нас разделяет только то, что в нас,
Что серой тенью встало над плечом…
Причина - в нас самих, это точно сказано. Внутри души - «что-то такое», что все внешнее кажется ложным. Лейтмотив: «слова - лгуны». Говоришь: «жить», но это лишь похоже на то, что думаешь. Слышишь «любовь», а на самом деле тебя грызут, «как шоколадку». Думаешь: день высветит, а день пролетает призраком. Думаешь: ночь объяснит, а ночь еще больше запутывает. «Давай поверим, что слова не лгут», - но напрасно: «все поддельно». «Ни капли правды». То ли был, то ли не был. То ли жил, то ли не жил. Назови любовницу женой, жену любовницей, перейди на «ты», перейди на «вы» - слова вывернутся, любая правда вывернется на ложь.
Особенно остро это ощущение «скользящей» реальности выявлено в полемике с Владимиром Высоцким, который, как известно, не затруднялся в определениях, кто друг, кто враг, кто трус, кто герой. Клячкин отвечает:
Надоела мне твоя правота,
ошибаться - это право мое!
«Ошибаться» - сказано в запале спора. Речь не об ошибках, а об общем ощущении реальности как подменной, зыбкой. Это - глубинное мироощущение Клячкина, и в этом - загадочный шарм его поэзии. «Ветер отражения полощет»… «Твои руки, как ножи, как двуликие. И куда ни положи - всюду бликами»… «Мне проснуться надо давно»… Проснулся: то ли ты, то ли не ты. Мир - наоборот. Слова - навыворот.
«Вы думаете - слова? Я был и землей, и травой, и небом - пусть иногда - и только я не был собой». Легко, когда все это в шутку. Какая-нибудь очередная пляска-цыганочка. Какая-нибудь «южная фантазия». Она - француженка, а ты… японец… нет, азербайджанец… нет, американец. «А утром пепел слоем на ковре (пепел! - Л.А.), и ночь мигнула и прошла. Я так старался, ах, как я старался! Она, конечно, русская была, а я опять евреем оказался…»