Всегда - игра. Песенка. Танец. Кукольное действо. Представление скальда-барда-трубадура. Не реальность - макет. Модель. Все - «понарошке».
Всегда - самодостаточность, тонкое равновесие слов, музыки, фантазии, пафоса, улыбки: этот мир центрирован, совершенно автономен, независим от внешних ветров. Оттуда, извне - могут налететь, напугать, навалиться, разрушить. В ответ маленький мир возникнет снова. Как солнечный зайчик.
Эта фантазия может опираться на чужие фантазии, но не на внешнюю реальность. Она может вписаться в Александра Грина, но она никогда не впадет в зависимость от «действительности». Она не описывает реальность, как описывает ее, скажем, Иван Киуру в песенке о бедной бродяжке на венецианском Канале: рядом с этой картинкой жизни хорошо видно (слышно) тончайшее своеобразие поэзии Новеллы Матвеевой: она не отражает мир, она его строит. Изнутри. «Из себя».
«Сам себя, говорят, он построил, сам себя, говорят, смастерил».
Поколение шестидесятников отлично понимало вызов, таящийся в этой милой сказочке: вызов казенному коллективизму, тотальному подавлению личности, закону собора и казармы.
Вызов светится в каждой «смешинке» и подмачивает какой-нибудь официозный или общепринятый стереотип. От «фунта изюму», загруженного в игрушечный трюм, до изумительной деятельности кораблика, который всю жизнь был занят тем, что «все записывал, все проверял» и, боже ты мой, «делал выводы», - то есть осуществлял тот самый «всенародный учет и контроль», который в основе идеологии определял все, вплоть до пионерского сыска, - но все это у Новеллы Матвеевой как бы в шутку.
За такие шуточки могли и мачту снести.
Ничего, пронесло.
Голосом забывшегося ребенка девочка-сомнамбула поет народу колыбельные песенки, от которых народ просыпается со смутным ощущением, что есть реальность выше и истиннее той, что ревет и хрипит за окнами.
Сорок лет триумфа - плата Новелле Матвеевой за это колдовство и за эту фантастику.
Фантастический случай: любовное послание пишется с тем, чтобы избранник не принимал его всерьез:
Любви моей ты боялся зря, -
Не так я страшно люблю!
Мне было довольно
видеть тебя,
Встречать улыбку твою…
Ну, если бы яростный разрыв, - понятно. А тут - и не страсть, и не разрыв. Да, пожалуй, и не то «среднее», что можно было бы назвать пионерским соловом «дружба». Тут вообще… что-то странное, не от мира сего, то есть не от мира той любви, где замешаны человеческие души и тела. Хотя вроде бы задействовано тут все. В том числе и «тела», которые «ходят» на свидания:
И если ты уходил к другой