этапе… Но все ж таки, несмотря на годы пребывания в глубокой жопе, у нашей страны есть еще очень многое, чем можно гордиться. Если искать и примечать именно поводы для гордости, а не причины для вечного плача или уничижения типа: «Ах, вот мы какие бедные, тупые и отсталые…» И я уверен, что таковые поводы будут появляться, причем чем дальше, тем больше. Точно. Потому как не только на самом верху об этому потихоньку думать начинают, но и многие из таких, как я, — тоже.
Я вот помню, одно время по Москве растяжки висели: на синем фоне — матрешка, автомат Калашникова, первый спутник и балерина, и подпись: «Это все, чем мы будем гордиться, если ты перестанешь мечтать!» Я как увидел, так сначала даже несколько окрысился типа ну вот, мол, опять власти наше бабло на тупую социальную рекламу тратят. А потом выяснилось, что — хрена. Никаких властей. Такой же крутой перец, как и я, все проплатил. И, представьте себе, как подарок себе же на день рождения… Не развлекательный комплекс снял, не баб в шампанском искупал, не «роллс-ройс» себе любимому подарил, а вот так вот… Я потом его специально нашел и спросил: а зачем это ты? А он эдак на меня посмотрел и говорит:
— А знаешь, мне уже сороковник, и вроде как все есть… ну или доступно. То есть совсем все… Даже в космос слетать могу, если вдруг шибко захочется. Бабла хватит. Вот я и решил проанализировать — чего же мне на самом деле хочется? И знаешь, что понял? — Тут он сделал паузу и уставился на меня так, что я внезапно и сам понял, что ни хрена не знаю, что мне самому-то хочется. Ну то есть не конкретно сейчас, то есть по мелочам. А вот так, как ему, на самом деле… — На самом деле мне хочется стать гордым русским, понимаешь? А я понял, что один это не осилю. Вот и закинул невод…
Если честно, тогда я его не понял. Тем более что, и очень это меня в тот момент прикололо, по факту-то он был евреем… Ну да я еще сопляк был — едва тридцатник закрыл. Либидо играло, еще не все вкусное и сладкое попробовал и так далее. А вот позже начал задумываться. Ну а сейчас понимаю полностью. И, ей-богу, жизнь положу на то, чтобы всюду, где бы ни появился русский — хошь в Лондоне, хошь в Париже, хошь в еще пока жутко захолустном Нью-Амстердаме (ну да, ведь с того момента, как к плимутской скале пристал «Мейфлауэр»[22], еще и года не прошло), все вокруг вскидывали ручки и говорили — вау! Какой бы, сука, он при этом ни был национальности…
Так вот, большинство челобитных от служилого сословия я спустил в унитаз… то есть фигурально выражаясь, конечно. Поскольку мой унитаз вообще бумагу не пропускает. Моментом забивается напрочь. Так что внешне все было благопристойно. Я объявил, что сам, мол, займусь всеми предложениями служилого сословия, с трудом наковырял из нескольких сотен челобитных парочку таких, которые пропустить было вполне безопасно, а по поводу остальных заявил, что дворянство — суть опора государя и его первейшие слуги, и