Цицерон не зря жаловался старому другу Аттику на исходящую от новой власти угрозу: libertas[9], по общему мнению, восстановили, но без необходимых республиканских свобод, без которых она не действует.
«Наши герои (Цицерон имеет в виду убийц) совершили славное и великое деяние; для остального потребны деньги и войска, которых у нас нет».
Возвращаясь позже к мартовским идам, Цицерон напыщенно спрашивает: «Помнишь ли, как в самый первый день на Капитолии я кричал, что преторы должны созвать тут же сенат? Бессмертные боги! Чего только они тогда не сделали бы, ведь все честные люди, и даже почти честные, ликовали!»
В конце марта, и скорее всего после беспорядков, связанных с похоронами Цезаря, Децим Брут написал своему двоюродному брату Марку Бруту и Кассию и пожаловался на «предательство» Антония. Все трое заговорщиков еще оставались в Риме, хотя встретиться не могли, опасаясь народной ярости. Децим был тогда наместником Цизальпинской Галлии, но вступить в должность не успел, и теперь ему грозила отставка. «Антоний говорит, что не знает, как отдать мне мою провинцию», — пишет он, убеждая друзей покинуть Италию, пока это возможно. Он обращается к ним с изменническим советом — присоединиться к Сексту Помпею, державшемуся еще против римского войска, или же к мятежному оптимату Цецилию Бассу, который командовал легионом в Сирии.
Антоний, разумеется, предпочел бы отобрать у Децима должность наместника, потому что она была нужна ему самому. Два легиона, стоявшие в Северной Италии, представляли собой самую большую военную силу на полуострове, и командование над ними укрепило бы влияние Антония в столице, к которой эти легионы стояли ближе, чем любые другие войска из провинций. Мы не знаем, каков был ответ Брута и Кассия на письмо Децима, но из того, что за ним последовало, вполне можем угадать. В середине апреля Децим ускользнул из города, правда, собственному совету не последовал и поспешил не за границу, а на север, в подчиненную ему провинцию, пока Антоний не отобрал ее с помощью народного голосования. За решением Децима явно стояли Брут и Кассий. Ответное выступление оптиматов против цезарианцев началось еще до того, как Октавиан добрался до Рима.
Октавиан усаживался за обед, когда в Аполлонию прибыл посланец его матери с известием об убийстве Цезаря. Гонец, по-видимому, разнес весть по всему городу, потому что в течение вечера к Октавиану приходили видные горожане — выражали соболезнования и открыто спрашивали, что он намерен предпринять. Легко представить себе его чувства. Многие посетители, выслушав благодарность хозяина за соболезнования, уходили, но некоторых Октавиан приглашал к столу — людей опытных как в войне, так и в политике. Их оживленный разговор продолжался до самого утра.