Я молча кивнула. Эмма подошла поближе, вновь села в кресло, взяла меня за руку.
— Расскажите мне о себе. Я ничего не знаю ни о Фрэнке, ни о его семье.
— Как это несправедливо. Ты же попадешь в зависимое положение. Но это поправимо. Итак, тебя не удивило, что у нас с Фрэнком разные фамилии? Я дважды была замужем. В первый раз вышла по настоянию моего отца за его близкого друга, совладельца фирмы, которую они когда-то вместе основали. Я была такой молодой и глупой, что сейчас об этом даже смешно вспоминать. Отец Фрэнка был очень хорошим человеком, потом дома я покажу тебе его фотографии. Он был намного старше меня. Моя мама умерла очень рано — я ее почти не помнила, Эрнесто постоянно бывал у нас в доме, я считала его своим дядей. Именно к нему я шла со своими горестями, ведь он понимал меня порой даже лучше, чем отец…
— А вы любили своего мужа? Ой, простите меня…
— Да, любила и восхищалась. Ведь я знала Эрнесто с тех самых пор, как себя помню. Неопытная девочка-жена, боготворившая его… Его всегда умиляло мое преклонение перед ним. В моей жизни он был всем: заботливым мужем, внимательным учителем, преданным другом, вторым отцом. Могла ли я не любить его? Он научил меня всему; единственное, чему он не мог научить меня, — роли матери. Выросшая среди взрослых мужчин, избалованная заботой и вниманием, я была совсем не готова к роли матери. Не понимала, что любовь может быть неотделима от боли и страданий, что во имя любви можно перенести любые муки. Фрэнк появился на свет через год после нашей свадьбы. Все девять месяцев ожидания казались мне сплошным непрекращающимся кошмаром: поначалу я страдала от недомоганий, потом меня раздражала моя неуклюжесть. Фрэнк дался мне очень тяжело, после родов я очень долго болела. Страшно говорить, но я не испытывала к ребенку любви, не воспринимала его как награду за все мои мучения — в нем я видела только причину моих страданий. Поначалу Эрнесто пытался как-то исправить положение, но я тяжело болела, а потому всю заботу о маленьком Фрэнке взяла на себя моя свекровь, женщина очень властная и сильная. Ей было трудно меня понять, она не могла мне простить равнодушного отношения к ребенку. В два месяца мальчик тяжело заболел, и по совету врачей на зиму она увезла моего сына к себе на родину, в Испанию. Мой муж был наполовину испанец. До четырех лет Фрэнк жил со своей бабушкой. У него было много родни, но почти не было сверстников. Тогда я совсем не понимала, как виновата перед сыном, лишив его материнской любви и ласки. Муж часто ездил к Фрэнку, проводил с ним много времени, но основной его заботой были дела компании. Потом Фрэнк стал жить с нами, но все равно большую часть года он проводил в Испании. По настоянию мужа я окончила университет и стала заниматься бизнесом. К тому времени мой отец уже отошел от дел и фактически во главе компании стоял мой муж. Под его руководством я стала овладевать секретами бизнеса — на заботу о нашем ребенке у меня просто не хватало времени. Когда мне было двадцать семь лет, мужа не стало. Для меня это была ужасная трагедия, но даже это не сблизило меня с сыном. Фрэнку было тогда почти десять лет. Каждый из нас переживал свое горе в одиночку. Фрэнк жил со мной рядом, но душевно мы были далеки друг от друга. Внешне все выглядело очень благополучно: мальчик рос сильным, независимым, хорошо учился, но в нашем доме было холодно и пусто, в нем не было любви. После окончания учебы в университете Фрэнк женился. Он не рассказывал тебе о своей первой жене?