— Ну, не надо, успокойся. Давай посидим, да не оборачивайся ты. Он ушел. Видимо, пошел к Олегу зализывать душевные раны. Может быть, ты расскажешь мне, что с тобой происходит? Ты что, его не любишь?
Я замотала головой, яростно вытирая глаза платком.
— Люблю, порой мне кажется, что я не смогу без него жить.
— Тогда в чем же дело? Что тебя беспокоит? — Светкина рука тихо гладила мои плечи, но это не приносило успокоения, меня не отпускало чувство тревоги.
— Что с тобой? Может быть, попробуем разобраться вместе? Он же любит тебя, это же сразу видно. Он прекрасно относится к твоим мальчишкам. В этом у вас не будет проблем. Что же тебя угнетает?
— Мне страшно, словно я теряю что-то. Все проходит мимо меня. Он решает все самостоятельно, буквально ставя меня в известность в самый последний момент.
— Разве это так плохо? Просто в последнее время ты привыкла отвечать за все, а теперь Фрэнк взял на себя все проблемы. И именно это для тебя непривычно. Ты просто растерялась, ты кажешься потерянной. Успокойся и почувствуй себя женщиной, которую балуют. Тем более что в твоем положении тебе нужно думать о ребенке.
— Фрэнк убежден, что это будет двойня.
— Ну почему так мрачно? Тебя это не радует?
— Радует, только я боюсь…
— Что он не примет твоих детей?
— Нет, он уже подписал документы, по которым мальчишки наследуют целое состояние.
— Что тогда? Мама?
— Мама сможет жить с нами, приезжать, когда захочет. Переехать в Штаты совсем она не желает. Я ее понимаю…
— Ну, наверное, ты сможешь приезжать иногда сюда.
— Фрэнк сказал, что в любой момент может организовать для меня чартерный рейс.
— Господи, Боже ты мой, он что, Рокфеллер? Тогда что же тебя останавливает?
— Не знаю, у меня такое чувство, что я предаю кого-то или что-то теряю.
— Жить нужно ради любви, только это имеет смысл. Если ты можешь сделать кого-то счастливым, сделай это.
— Светка, ты стала мудрой. Может быть, ты расскажешь про свою поездку? Как там было, в Париже?
— Все было просто прекрасно. Жак женился, очень счастлив, показывал свадебные фотографии. У его невесты была такая длинная фата, что в ней можно было запутаться. Мишель очень хотелось поработать с Олегом, но он не пришел в восторг от наших дружеских объятий с Жаком, и мне пришлось, как пчелке, ворошить бумажную пыль в конторе вместе с Мишель. В первый же день она спросила про тебя, все пыталась выяснить, почему ты не приехала. Я сказала, что ты не смогла приехать. Потом я стала петь дифирамбы Анне-Мари. Ах, какая она обаятельная, какая очаровательная, как же она мне понравилась во время визита в Москву. После подобного вступления можно было спросить, как у нее дела? Что нового? Не собирается ли она последовать примеру Жака?