— Это Конан из Киммерии, я обязан ему жизнью.
— А-а, тогда приветствую и тебя. Добро пожаловать, Конан из далекой Киммерии.
Человек на стене исчез, и через секунду одна створка ворот отошла в сторону, заставив тяжелые железные петли громко заскрипеть. Ворота были толщиной в грудь Конана, так что отодвинуть их было нелегко. В городе-храме стоял густой запах людей, животных и еды. Молодой киммериец с жадностью вдыхал эти ароматы, только сейчас осознав, как много времени прошло с тех пор, когда он в последний раз соприкасался с цивилизацией. Если уж на то пошло. Обитель была еще больше, чем казалась снаружи. Тут были свои улицы, дома, общественные здания. Конан подумал, что правильнее было бы назвать эту Обитель городом. Сенгх приветствовал взмахом руки людей в таких же одеждах, как и он сам, и они улыбались и махали рукой ему в ответ. Вскоре Конан сообразил, что все люди, которых он здесь видел, были мужчинами. Он видел и детей, играющих тут и там, но и они все были мальчиками. Конан спросил об этом Сенгха.
— Это правда, — ответил жрец. — Женщинам запрещено появляться в Обители. Все мы дали обет безбрачия.
Конан подумал с секунду.
— Тогда каким же способом вы обзаводитесь детьми?
— Мы не делаем этого. Новообращенные, неофиты, стекаются сюда со всего мира.
— Зачем?
— Это хорошая жизнь, особенно для детей бедняков. Мы даем им еду, крышу над головой, одежду, веру и знания.
— Но не женщин.
— Жизнь жреца — не для каждого человека.
— Это верно, — отозвался Кован. Хотя киммериец и был очень молод, но в этом вопросе сомнений у него не возникало. Есть корешки и обходиться без общества женщин — нет уж, увольте.
Когда они проходили мимо группки людей, проверявших содержимое корзин с фруктами, Конан обратил внимание на мелькнувшее под капюшоном пилигрима молодое нежное лицо. По крайней мере один из этих учеников жрецов весьма походил на женщину.
Не все из закутанных в плащи фигур возвращали дружелюбные взгляды, которые бросал на них Конан. А когда несколько подростков засмеялись и начали тыкать пальцами в потертую накидку варвара, он почувствовал, как в нем поднимается темная волна гнева. “Кто из них сумел бы вырваться из рабства, сразиться с волками и мертвецами?” — подумал Конан.
— Не обращай на них внимания, — сказал Сенгх. — Они равнодушны и не знают истинной цены человека. Они еще выучатся этому.
— Если останутся в живых. — Голос Конана напоминал глухое рычание.
Взмекивающий козел пробежал мимо них, преследуемый толстым человеком в плаще с капюшоном. Преследователь вопил: «Стой, зверюга! Я уже лишился твоей сестры и ее молока! Вернись!» Эта сценка рассмешила Конана, и его гнев, так быстро вспыхнувший, так же быстро и угас.