— Затем. Надо ночевать, посмотришь, все ли там тихо. Как обычно.
— А что там может быть?
— Да хоть что! — рявкнул Рябой. — Может, там големы. Или залива натекла. Давай, иди. Пошуруй там везде и нам крикнешь потом. На втором уровне погляди повнимательнее, там часто…
— Что часто? — спросил я.
— Ничего. Шагай, ночь скоро.
— Руки освободите, — напомнил я. — Без рук не пойду…
Рябой и Молодой переглянулись, Рябой кивнул.
Ко мне приблизился Молодой, снял наручники. Я потер кисти, посжимал кулаки — восстановить кровообращение.
— Торопись, — Рябой ткнул мне стволом, и снова в шею, что за вредная у него привычка.
Когда тебя тычут в шею, по всему телу пробегают колючки.
Я огляделся. Рябой направлял на меня штурмовую винтовку, Молодой тоже целился, остальные с удовольствием наблюдали, стоя чуть поодаль, они, наверное, садисты.
Молодые люди, садисты.
Мне их всех было жалко. Действительно жалко, потому что я знал, что они скоро умрут. Они погрязли в грехах и беззакониях, и терпение Его подошло к концу, и руки мои уже налились праведным гневом. Для них не оставалось уже никакой надежды, а отсутствие надежды — это ужасно, даже для таких.
С другой стороны, заслуживали ли они надежды? Подкарауливали путников, захватывали их в плен, использовали в смертельном деле безо всякой жалости. Они были виноваты, они упорствовали до конца. Падшие, одно им слово.
— Я просто так туда не пойду, — сказал я.
— Почему это? — спросил Молодой.
— Там совсем опасно, — я кивнул на домик.
— С чего ты решил?
— Тут везде, — я обвел пространство рукой, — тут везде большие, высокие дома, они все разрушены, а этот уцелел. Только стекла вылетели.
— И что?
— Мне нужен карабин.
Они засмеялись, но Рябой вдруг сказал:
— Он прав. Там может быть опасно. Это опасный дом ужасов, дом сорока трупов, Молодой, дай пушку.
Молодой поднял карабин и сунул его Рябому.
— Ого! — Рябой взвесил оружие. — Вот это штука…
Он поднял оружие и выстрелил в стену. Кирпичи разлетелись мелкими брызгами, в стене осталась дыра величиной с кулак.
— Да… — Рябой потер плечо. — Безусловно, это смертельная вещь.
После чего он кинул карабин мне.
И я убедился окончательно — это было явным подтверждением того, что терпение Его истощено, как земля, забывшая про дождь.
— Вперед! — приказал Рябой. — Давай, иди!
— Если кого увидишь — стреляй! — велел мне Молодой.
Остальные двое засмеялись. Я вдруг понял, что не знаю, как их зовут. Я повернулся.
— Как тебя зовут? — спросил я и указал на парня, у которого был пулемет.
— А тебе что? — усмехнулся пулеметчик.
— Он Хирург, — ответил Рябой. — А тот, — указал Рябой, — тот Болт.