Нам ничего — или почти ничего — не известно о жизни Алиеноры во время этого долгого заточения. И, конечно, легко себе представить, что она знала минуты отчаяния, что иногда сидела в оцепенении долгими зимними днями, тонувшими в тумане, и прислушивалась к крикам круживших над голыми деревьями ворон, — крикам, сменившим мелодии флейты и цитры, о которых упоминал Ричард Пуатевинский. Но подобное настроение отнюдь не было преобладающим для Алиеноры, если судить об этом периоде бездеятельности по тому, что ему предшествовало, и в особенности по тому, что последовало за ним. Подолгу предаваться унынию было не в характере Алиеноры, равно как и с головой погружаться в сожаления о прошлом. Да, конечно, будущее представлялось королеве совершенно туманным, но нет никакого сомнения в том, что она, несмотря ни на что, сумела обратить себе на пользу настоящее. Мы получим доказательства этого, когда, выйдя на свободу, она удивит нас, явившись перед нами такой, какой мы еще не видели: никогда еще она не лучилась такой поразительной энергией, никогда еще не действовала так решительно, никогда не была до такой степени женщиной и до такой степени королевой. Все это заставляет нас думать, что годы уединения и безмолвия не пропали для Алиеноры понапрасну. Все ее поступки об этом свидетельствуют. Ее страстная любовь к литературе, живость ее ума, наблюдательность вспыхнули в ней ярко, как никогда прежде, и последние годы ее жизни послужат тому доказательством. Когда закончится этот долгий период бездействия, она снова окажется готовой к бою и намеренной извлечь во всех областях урок из долгих часов одиночества, проведенных под медленно меняющимся с течением времен года английским небом, то затянутым тяжелыми туманами, стелющимися по долине у подножия «Old Sarum», то подметенным морским воздухом, когда ветер с берега достигал башен Винчестера.
* * *
Спокойствие, которое Алиеноре, в конце концов, удалось обрести в этом вынужденном уединении, нарушалось разнообразными событиями. И прежде всего, королеве, несомненно, стало известно о смерти прекрасной Розамунды. В 1176 г. эта последняя заболела и удалилась в монастырь Годстоу, где к концу того же года и умерла. Достаточно взглянуть на эту дату, чтобы опровергнуть легенду об Алиеноре, предлагающей сопернице выбор между мечом и ядом: именно в это время королева сама была узницей. Хочется думать, что в душе она вообще простила
Розамунду, первопричину всех ее несчастий. Впоследствии Генрих каждый год делал подарки монастырю, в котором была похоронена любовница. Рассказывают, будто монахини поклонялись ее могиле, а святой епископ Гуго Линкольнский, придя в негодование, приказал убрать стоявший там мавзолей. Но подобные легенды связаны со многими королевскими фаворитками, в частности, с Агнессой Сорель