Ричард, великолепный в этом наряде, сверкая рыжей головой и возвышаясь над теснившимися вокруг него людьми, не доходившими ему и до плеча, твердым шагом направился к алтарю. Там он остановился и, стоя на ступенях алтаря, выслушал последнее торжественное обращение архиепископа Бодуэна:
— Заклинаю тебя, во имя Бога живого, отказаться от этой чести, если ты не намерен нерушимо хранить свою клятву.
— С Божьей помощью я буду хранить ее без обмана, — громовым голосом ответил Ричард, с которым ни одна, даже самая строгая церемония, не могла пройти рутинно.
И, уверенным движением взяв с алтаря тяжелую корону, протянул архиепископу, а сам опустился на колени, ожидая, пока ее возложат ему на голову. Корону поддерживали два барона — не только из-за ее немалого веса, но и для того, чтобы показать: феодальный король не правит без своего Совета. Затем архиепископ вложил в правую руку Ричарда скипетр, увенчанный крестом, а в левую — другой, более легкий скипетр с голубкой, означавший, что король, исполняя свои обязанности судьи, должен взывать к помощи Святого Духа. После чего Ричард, во всем блеске своего королевского величия, направился к трону; впереди него шли священник со свечой в руке и три барона с тремя мечами. Он сел на трон, и месса началась.
* * *
Почему этому дню коронации суждено было омрачиться трагическим событием? Обряд совершился спокойно и величественно. Ричард, под приветственные крики баронов и простых людей, положил на алтарь корону и королевское одеяние, сменив их на простую золотую диадему и легкую шелковую тунику, прежде чем отправиться в пиршественный зал. Алиенора наблюдала за тем, как в просторном холле Вестминстера, сохранившемся и по сей день, собираются на пир бароны и прелаты, а тем временем лондонцы предлагали свои услуги по части «напитков», а жители Винчестера, королевского города, — по части «кухни». За стенами дворца было предусмотрено обильное угощение для народа, и бочонки с пивом опорожнялись один за другим, когда внезапно среди веселого шума, перекрывая его, раздались крики ужаса. Евреи из Сити не нашли ничего лучше, как выбрать этот праздничный час для того, чтобы поднести королю свои подарки. Не тут-то было. Их встретила достаточно разгоряченная толпа, в которой оказалось немало должников: как и во многих других торговых городах, в Лондоне евреи по большей части занимались ростовщичеством или давали деньги под залог; летописец Ричард Девизский, рассказывая об этом печальном эпизоде, именует их «sanguisugas» — пиявками. Раздался смех, а потом началась травля, настоящая охота на людей. Из всех этих несчастных спастись удалось лишь тем, кто сумел укрыться во дворце архиепископа, традиционном убежище, в которое они устремлялись всякий раз, как им угрожала опасность.