Двое (Толстая, Толстая) - страница 152

— «Деревенским» языком романа вы тоже няне обязаны?

— Отчасти. Это живой источник, но есть и литературные — Платонов, например. Даль. Придуманных слов в тексте романа, между прочим, мало дюжина, наверно, а из Даля много взято. У него есть дивные поговорки:

«Бей русского — часы сделает».

(Это хорошо бы такой плакат на 2-м Часовом заводе повесить.)

«Живет медведь и не умывшись».

Приветствие:

«Как воруется?»

Много, много там обидного и политически некорректного про разные нации… Но лексику легко заимствовать, сложнее было с синтаксисом, с морфологией — это же не вполне литературный язык, допушкинский, допетровский отчасти, засоренный частицами, старинными глагольными формами. Есть, скажем, такая форма: «он ушедцы» — то есть «он уже ушел», «он есть ушедший». Мне она с детства привычна, от няни, но тому, кто ее не слышал, она будет, наверно, непонятна. Няня была из деревни Плюсса, это между Лугой и Псковом. Там, надеюсь, и сейчас так замечательно говорят.

— Названия глав в «Кыси» соответствуют буквам церковнославянского алфавита: аз, буки, веди и т. д. Алфавит же, как я недавно вычитала, Платон считал моделью универсума.

— Приятно услышать. Платон мне друг… Сначала я хотела главы просто пронумеровать. Но показалось скучно. Что такое — глава 28? Потом решила, что раз роман про книгу, так и сделаем из него книгу. Расставив эти буквы, а у меня уже было написано 75 процентов текста, я обнаружила, что их «имена» аз, или глаголь, или покой — каким-то образом — не полностью, но заметно отражаются в тексте главы. Своего рода мистика, и когда видишь, что она осуществилась, думаешь, ну, наверное, не совсем напортачила.

— При том, что вы описываете общество полуграмотное, одичавшее, ваш роман — своего рода гимн книге, она у вас и символ неосознанного протеста, и знак надежды.

— Люблю я ее, книгу.

— Но на каждом шагу слышишь, что книга уже не играет прежней роли.

— Играет, играет. Пугающе большую роль играет книга в нашей жизни. В голодные годы — конец 80-х, начало 90-х, когда нечего было есть, кроме пластмассы, да и на ту денег не было, кто бы мог вообразить, чтобы читали книги в таком количестве? А помните, какие были тиражи у «Нового мира»? Полтора миллиона. Где эти люди? Полегли в боях? Сейчас много читают дряни, слов нет, но и хорошее читают и издают. Бывает, зазеваешься, — а тираж раскуплен. А кто мешает народу прочесть хорошую книгу? Да никто. Враги тут что-то давно не проходили. Но каждый делает свой выбор, и такой странный… Впрочем, я «культурного» читателя наизусть знаю, надоел он мне, я сама такая. Мне интереснее читатель дикий, невежественный, чтобы мозг был как заросший пруд. Таинственный, как шимпанзе или удод.