Впрочем, придурков, то есть богов с хмелем, корчмарь тоже не выбросил, повесил над очагом в качестве картины. Судя по многочисленным дырочкам от метательных ножей, тролли-наемники ее уже оценили. Как и прочие любопытные: свободный стул в корчме был только один. Да и тот пустовал только по причине соседства с Катиссой. Кубок госпожи Лабской стоял на столе, там же традиционно лежали ноги, а в руке магичка сжимала бутыль, пробка от которой выступала в роли единственной закуски.
– Садись, – кивнула Катисса, ничуть не удивившись. Голос у нее был совершенно трезвый, только глаза диковато блестели из-под намотанных по самые брови бинтов.
– Как ты себя чувствуешь? – Ругаться с ней мне совершенно расхотелось.
– Не видишь – цвету и пахну! – огрызнулась магичка, прикладываясь к бутыли. – Наши знахари сказали – шрам на всю жизнь останется. Магическая травма, гхыр ёпп куррат… Римар был моим последним мужем. Ты ведь это хотела узнать?
– Ну… – Добавлять тут было нечего. – Катисса…
– Мы прожили вместе семь лет, – продолжала магичка, невидяще уставившись на картину. – Мы любили друг друга – целых три года, и уважали еще два… а потом что-то надломилось. Ради него я готова была даже оставить карьеру и родить общего ребенка… А он, напротив, жаждал власти и променял на нее все остальное. Хотя, пожалуй, дело даже не в этом. Видишь ли, чтобы греться у семейного очага, надо постоянно подбрасывать в него дрова. А большинство мужчин, увы, считают, что достаточно единожды разжечь пламя – и дело сделано, оно будет пылать вечно. Но пища нужна всем – и человеку, и огню, и любви. Так что, можно сказать, наш брак загнулся от голода.
Катисса рассеянно покрутила в пальцах пробку и щелчком запустила ее через всю корчму. Кажется, она шлепнулась в чью-то миску, но едок, поглядев на пьяную магичку, предпочел счесть нежданную приправу знаком благоволения.
– Наверное, тут была и моя вина. Возможно, мне следовало быть лучшей супругой… встречать его у порога, изображать прилежную домохозяйку и страстную любовницу, устраивать приятные сюрпризы, вести душеспасительные разговоры… А может, это всего лишь отсрочило бы неизбежное на год-два… Не знаю. И когда он сделал выбор между Ковеном и ренегатами – до или после нашего расставания, в пику мне или по велению души, – тоже понятия не имею. Но в любом случае, мы были супругами. И я чувствовала себя ответственной за то, что он натворил… и что мог еще натворить.
– Глупости.
– Конечно, – согласилась Катисса. – Но теперь, когда он сидит в темнице, я наконец-то спокойна. И не собираюсь извиняться ни перед тобой, ни перед Вересом, учти!