Когда очередной неизъяснимый рикошет проносил ее мимо отцовского дворца, Дашкова вспомнила, что оставила там перед выступлением на Нарву свою маленькую дочь, и поспешила скорее с ней повидаться.
Первое, что удивило княгиню, было полное отсутствие караула. В начале переворота дом был занят вполне приличной охраной — на это была выделена полнокровная рота. Возможно, именно этих растяп не хватило для победы под Нарвой!
Зато дома был князь Роман Илларионович. Дав Екатерине Романовне вдоволь натетешкаться со своей внучкой, он перехватил дочь на торопливом отходе.
Настроен он был сумрачно и решительно. Немудрено! Ему, генералу армии, князю и сенатору, за последние несколько дней пришлось перенести столько болезненных для его помпезной натуры оскорблений. Сперва — арест пьяной солдатней в собственном доме, разоружение и едва не катание мордой по полу. Потом, после спасения Вадковским, прибежавшим самолично и долго каявшимся — требование принести новую присягу. А после отказа — все сначала. Только солдаты еще пьянее, а извиняться пришел не сам комендант города, а его адъютант с бесстыдными белесыми глазами.
Солдат оставили — «для охраны». Дом был разворован начисто. Не то, что серебро и золото, на коих полагалось едать вельможе, бронзовые ручки с дверей посвинчивали. Девки из прислуги поначалу визжали, потом Роман Илларионович запретил. Девки не сервизы, от них не убудет. А еще «охрана» с казарменным вкусом обсуждала ноги его младшей дочери. Возможность лицезреть стройные ножки Екатерины Романовны оказалась едва ли не главным преимуществом присоединения к мятежу! Это декольте в восемнадцатом столетии было делом обычным. А дама в кавалерийских лосинах могла воспламенить дивизии. Причем ниже пояса. Так вот удружила отцу младшая дочка, о роли которой в перевороте судачил весь город.
Потом наступил черед старшей. Да, под манифестом была подпись императора и контрассигнация канцлера — что до того? Разумеется, в освобождении крестьян была виновна именно Елизавета! Что творилось в имениях — Бог весть, но половина дворовых холопов разбежалась немедля. Те, что остались, были частью верными псами, частью — псами шелудивыми. «Охрана» между тем перепилась и лежала на мраморных лестницах и дубовых паркетах крокодильчиками. Зелеными и плоскими. Графские лакеи споро разносили их под стриженые на английский манер кустики — протрезвляться на свежем ветерке, благо июнь этому благоприятствовал.
Потом опять явился адъютант Вадковского, и поднимал скотов своих, и говорил им неласково. После чего переставил на какие-то другие посты. Вот тогда-то Роман Илларионович раздал слугам нужные приказы и стал ждать доченек.