Вдобавок многочисленные угрозы вторжения вызвали к жизни активное движение добровольчества, которое в один момент, на пике своего развития, достигло 380 000 человек.
Эти добровольческие организации росли, крепли, вооружались и оснащались на средства добровольных взносов, и многие волонтеры из их рядов затем переходили на службу в регулярную армию.
Подобно любой другой армии, в рядах британской имелись и свои «крутые» типы, отсидевшие свой срок уголовники и тому подобные личности, но в целом качество ее было высоким, особенно в последний период Наполеоновских войн, когда в ее ряды влилось много приличных и образованных людей из чисто патриотических побуждений. Веллингтон, который известен особо ядовитыми отзывами о своих подчиненных, называл их мерзавцами, мразью земли и т. п. «Нет такого преступления в уголовном кодексе, — писал он, — которые не совершили бы эти солдаты, идущие в армию только из желания пограбить». Но он же мог сказать о своей армии, что «она представляет собой, вероятно, самый совершенный механизм такого масштаба из всех существующих в Европе в настоящее время». Резкий на слова герцог был не менее сдержан и в своих оценках подчиненных ему офицеров. Один из этих несчастных был так раздосадован отзывом своего командующего, что пустил себе пулю в голову. «Нет на земле более тупого создания, чем храбрый офицер», — высказался как-то герцог, и ему вторил Наполеон, однажды сказавший о маршале Нее, что в его армии последний барабанщик больше понимает в стратегии.
Столкновение между двумя армиями было столкновением не только между двумя национальными характерами — стремительностью французов и бесстрастностью англичан, — но и столкновением двух диаметрально противоположных тактических систем. Англичане сохранили приверженность линейной тактике Фридриха, но без той жесткости, которая царила в донельзя формализованной прусской системе в течение многих лет. Их мушкетный огонь, пусть не такой быстрый, имел лучший прицел и со временем стал считаться самым эффективным во всей Европе.
В нижеприведенном отрывке генерал Максимилиан Фой, служивший в наполеоновской армии в Испании, описывает французскую систему атаки: «Сражение началось с действий множества стрелков прикрытия, как пеших, так и конных… Они стремительно сблизились с неприятелем, но не вступили в непосредственный контакт с ним, а уклонялись от него за счет своей скорости и огня своих мушкетов, который они вели рассыпанным строем. Они получили подкрепление, так что теперь их огонь не прекращался и стал даже более действенным. Затем на галопе подошла конная артиллерия и открыла огонь крупной и мелкой картечью с близкого расстояния, едва ли не в упор. Линия фронта сдвинулась в ту сторону, куда ей был придан импульс; пехота действовала в колоннах, поскольку они не надеялись на огонь, а кавалерийские подразделения рассыпались по всему полю, чтобы быть в состоянии оказаться там, где и когда они будут необходимы. Когда вражеский огонь стал более плотным, колонны вдвое ускорили свое движение с примкнутыми штыками, барабаны выбили приказ к атаке, и воздух задрожал от криков, тысячекратно повторенных: «Вперед! Вперед!»