Против сложного сочетания пехоты, кавалерии и огневой мощи плотные ряды фаланги теперь представляли собой крайне неэффективный строй. Однажды разработанный метод сражений, из года в год применявшееся одно и то же оружие и построение уже не отвечали требованиям современного боя. Исход сражения при Мариньяно решили не тридцать кавалерийских атак воинов Франциска I на сомкнутые ряды швейцарцев, а тот факт, что семидесяти четырем орудиям французов противостояла только полудюжина швейцарских пушек. В условиях постоянного увеличения огневой мощи войск лобовые атаки без соответствующей артиллерийской поддержки были обречены на поражение, а под огнем орудий и аркебуз вся огромная масса пик оказывалась совершенно беспомощной.
Дальнейшее поражение превосходству швейцарцев на полях сражений нанесли испанцы. Их проворные воины, вооруженные мечом и небольшим круглым щитом, проскальзывали под остриями пик и вступали в ближний бой — точно так же, как римские легионеры действовали против фаланг Пирра. В ближнем же бою короткое оружие всегда имело преимущество. Вооруженный пикой солдат должен был бросить свое главное оружие и выхватить меч. Он тут же терял все свои преимущества и должен был противостоять врагу не только имеющему щит, но и защищенному шлемом, нагрудником, наспинником и наголенниками.
Именно упомянутые выше причины, а не деградация качеств каждого отдельно взятого воина стали причиной того, что швейцарцы и потеряли то громадное преимущество, которое они завоевали в качестве лучших пеших воинов своего времени. Их ошибкой было то, что, видя, как с ходом времени меняется ситуация на полях сражений, они не желали следовать этим переменам. По отваге, самообладанию и дисциплине швейцарским воинам почти не было равных. Вполне может быть правдой предание, что воин, покинувший строй под огнем орудий, автоматически приговаривался к смертной казни. Если это так, то столь суровое наказание, скорее всего, должно было служить и мрачным напоминанием недавно пришедшим рекрутам, потому что весьма сомнительно, чтобы ветераны, заставившие отступить бургундскую кавалерию при Грансоне или наступавшие под огнем орудий и аркебуз при Мариньяно, имели в душе какое-нибудь другое желание, как только побыстрее сойтись с неприятелем.
Эти люди не горели никаким религиозным фанатизмом, равным образом, по крайней мере в более поздние годы, патриотизм тоже не определял их поведение. И все же они шли в бой не только ради щедрой платы. Спаянные боевым братством, неколебимо шли они под овеянными славой знаменами, уповая на победу, но и не страшась поражения.