Роковой самообман (Городецкий) - страница 5
Ценой неимоверных усилий я добился доступа к огромному количеству архивных источников в российском Министерстве иностранных дел и Генеральном штабе и получил обширные подборки документов НКВД и ГРУ. Материалы МИДа включают бумаги В.Молотова, его заместителя А.Вышинского, И.Майского, советского посла в Лондоне, и В.Деканозова, советского посла в Берлине. Я пользовался также материалами посольств Балканских стран за этот период, их в министерстве оказалось больше всего.
Прискорбно для историка, что сталинский террор отбил у представителей советской политической элиты охоту не только вести дневники, но и вообще выражать свои мысли на бумаге. Те, кто не мог противиться искушению или нашел убежище за границей, прекрасно сознавали свою уязвимость. Бесспорно, унизительно было, например, для Майского по своей собственной инициативе пересылать перед отъездом вместе с Иденом в Москву в конце 1941 г. свой дневник на просмотр Сталину с таким сопроводительным письмом:
Лондон, 12 декабря 1941
Товарищу Сталину
Дорогой Иосиф Виссарионович:
Завтра я отправляюсь в СССР вместе с Иденом. Так как путешествия по морю в наши дни вещь опасная, я обращаюсь к вам с этим письмом. В прилагаемом портфеле вы найдете дневник, который я вел, хоть и нерегулярно, последние семь лет… с исторической точки зрения этот дневник представляет несомненный интерес. В любом случае последние семь лет я был в идеальном положении для наблюдения за мировой политикой и имел возможность завязать отношения с ведущими политическими деятелями в Англии и других странах.
Посылаю мой дневник вам. Делайте с ним что хотите.
…С товарищеским приветом, И. Майский>{19}.
В результате весьма трудно выделить человеческий фактор, столь существенный для политической культуры России, в отличие, например, от наполненной личностями яркой картины политической жизни Лондона, предстающей перед читателем. В подробном и обстоятельном дневнике Майского, впервые широко цитируемом в данной книге, в подборке личных бумаг я смог уловить лишь некоторые отблески, как, например, стычка между Жуковым, Тимошенко и Сталиным на заседании Политбюро в середине июня 1941 г. Я также использовал наиболее интересные мемуары военных деятелей и дипломатов, указанные в библиографии; мало шансов, что существует или появится в будущем еще материал такого рода. Все это дополнялось исчерпывающим анализом широкого спектра публикаций документальных материалов. К несчастью, многие собрания документов, с которыми я мог работать вскоре после 1991 г., потом снова были закрыты для исследований. Архивные поиски в России все еще зависят от прихоти начальства и бюрократических игр, отодвигающих на второй план собственно исследовательский процесс. Я из принципа отказывался платить за архивные материалы сверх установленных расходов на фотокопирование. Я добывал наиболее интересные сведения в ходе бесконечных поездок в Москву, упорно торгуясь и упрашивая. Одна из типичных препон — решение ГРУ засекретить все шифротелеграммы за 1941–1950 гг., что, например, сильно обеднило второй том официального российского издания документов по советской внешней политике (Документы внешней политики. 1940 — 22 июня 1941).