Роковой самообман (Городецкий) - страница 61

Таким образом, советская позиция на берлинской конференции была продиктована не чрезмерными аппетитами, а, скорее, осознанием германской угрозы на Балканах и в Проливах. Россо, итальянский посол в Москве и доверенное лицо Шуленбурга, кратко выразил это так:

«Немцы поставили заслон: движение на юг остановлено, нефть в руках немцев, через Констанцу немцы вышли к Черному морю, Дунай стал немецкой рекой. Это первое дипломатическое поражение товарища Сталина, который привык получать большую прибыль с малым риском, и поражение тем более унизительное, что оно хоронит мечту, наиболее близкую русской душе на протяжении веков: мечту о южном меридиане»^>{325}.

С запозданием дошло и до британского Генерального штаба, что, оккупировав Румынию, Германия сможет не только заполучить нефть, но и «воспрепятствовать любому дальнейшему продвижению русских к Проливам. Теперь она близка к тому, чтобы полностью отрезать Советский Союз от мировых океанов на Севере, на Балтике и на Черном море». Советский Союз поэтому «способен предпринять любые шаги, вплоть до войны, с целью помешать проникновению немцев в Турцию и на Средний Восток, так как оно представляет прогрессирующую угрозу его интересам на Черном море и кавказским нефтепромыслам»^>{326}.

Считая себя великим тактиком^>{327}, Сталин избрал необыкновенно реалистичный подход, защищая российские национальные интересы, которые следует в значительной степени рассматривать в историческом контексте борьбы за господство в Европе и на Балканах в XIX в. Балканы считались передовой линией, где следовало остановить Гитлера, а турецкие Проливы становились ключом к безопасности Советского Союза. Сталин даже отождествлял себя не с кем иным, как с историком Милюковым, министром иностранных дел либералов в I Думе и заклятым врагом Ленина, даже после Февральской революции настаивавшим на необходимости добиваться контроля над Босфором^>{328}.

Этими соображениями в гораздо большей степени, чем ненасытным аппетитом или желанием принести коммунизм в Европу на остриях штыков, диктовалась позиция Сталина на берлинской конференции. По счастью, директива по ведению переговоров, продиктованная Молотову на сталинской даче и записанная его рукой, дает редкую возможность бросить взгляд на то, как творилась советская дипломатия в то время. В первую очередь ставилась главная цель поездки — не добиваться соглашения, а раскрыть «истинную подоплеку предложений Германии по новому порядку в Европе», роли в нем Советского Союза и германской идеи о разделе «сфер интереса в Европе, а также на Ближнем и Среднем Востоке». Заключение соглашения откладывалось до будущего визита Риббентропа в Москву. Лейтмотивом директивы, помимо Финляндии (где, как предполагалось, сферы интересов уже были установлены), стали существенные интересы советской безопасности на Балканах. На первом месте стояли повторные требования установления советского контроля над устьем Дуная, сопровождавшиеся выражением «недовольства германскими гарантиями Румынии». Кульминационным пунктом директивы являлось ультимативное требование участия Советского Союза в решении «судьбы Турции». Молотов также должен был выдвинуть условие консультаций по разногласиям относительно будущего Венгрии, Румынии и Югославии. Хотя и в сжатой форме, однако инструкции не оставляли сомнений по поводу главного интереса Сталина: «Болгария — основной вопрос переговоров — должна по соглашению с Германией] и И[талией] войти в сферу интересов СССР на таком же основании, какое выдвигалось Германией и Италией в случае с Румынией, с правом ввода советских войск в Болгарию». Объявление Болгарии советской сферой влияния, как мы вскоре увидим