Хотя задержку объясняли исключительно плохими погодными условиями, вторжение 17 сентября было отложено «на неопределенный срок». Германия, заявил Гитлер, «начнет атаку даже зимой, если будет хороший прогноз погоды на 3–4 недели». Однако Серрано Суньер, министр иностранных дел Испании, остался непоколебим, объявив окончательное решение Франко не вступать в войну>{415}.
Вскоре после встречи с Суньером Гитлер набросал телеграмму Муссолини, настойчиво просившему помощи после неудачного вторжения в Грецию 28 октября. Теперь Гитлер неохотно соглашался, обещая помощь позже зимой и делая примечательную оговорку: «Весной, самое позднее к началу мая, я хотел бы получить мои немецкие войска назад…»>{416}. Но карт он все еще не открывал.
Он впервые заговорил о том, что Советский Союз «висит, как грозовая туча, на горизонте и… принимает облик империалиста, русского националиста или рядится в коммунистическую интернационалистскую маску, в зависимости от страны, с которой имеет дело». И все же он не отказывался от своей идеи создать «великую мировую коалицию, простирающуюся от Иокогамы до Испании», но при этом твердо решил держаться за Балканы, так как «Россия войдет туда, так же как в Прибалтику. Любой возникающий вакуум немедленно заполнит Россия». Он теперь больше полагался не на соглашение с Советским Союзом, а на «инструменты реальной силы». К весне у Германии будет эффективный фактор сдерживания в виде 186 первоклассных штурмовых дивизий, включая 20 бронетанковых дивизий. В дальнейшем он намеревался заняться пересмотром конвенции в Монтре и сделать Черное море «своего рода гигантской гаванью для прилегающих стран, дав этим странам право свободного и беспрепятственного входа и выхода из нее»>{417}.
Болгария, как гласил урок, извлеченный Гитлером из конференции, стала ключом к контролю над Балканами. Чтобы свернуть русских с их твердой линии, им сообщили вскоре после окончания конференции, будто Венгрия, Румыния и Словакия в ближайшем будущем присоединятся к Тройственному союзу>{418}. Как раз когда Молотов садился в поезд в Берлине, Риббентроп получил от Драганова заверения, что соглашение о взаимопомощи с Москвой не заключено. Тем не менее он узнал от него, что, хотя болгары боятся большевизации, они не могут игнорировать «традиционную российскую политику на Балканах — стремление к Проливам. Границы по Сан-Стефано>{419} доказывают, что русские рассматривают Адрианополь и всю Восточную Фракию как заднюю линию обороны Проливов, которая однажды окажется в их руках». Возражение Риббентропа, что Германия «хочет мира на Балканах и, обладая военной мощью, в состоянии установить его», оказалось пророческим