— Кто будет на сцепке, Мэри? — судя по тому, какое выражение лица скроила сейчас капитан Кромарти, ответ она знала.
— Я. У меня есть корабль, который вполне сойдет за боевую единицу и весь мой последний экипаж при мне.
— В клочья, Мэри. Мы порвем их в клочья, — капитан оскалилась в усмешке, полной мрачноватого азарта.
— Благодарю за доверие, Дейдре, — Мэри слегка поклонилась своей собеседнице и обратилась к командиру «Сантьяго»: — Сеньор Агилар, ваша задача — через четыре часа быть в той точке, координаты которой я вам сейчас передам. Держитесь позади ордера, на рожон не лезьте. Если москитники все-таки подтащат нас к «Конкистадору», попробуйте поддержать моих ребят огнем. Бейте по крепости, с кораблями мы сами разберемся. Сеньор Рамос, теперь вы.
Командующий полицией Кубка вскочил на ноги и щелкнул каблуками. Почему-то у него не возникло ни малейших сомнений в том, что эта женщина имеет право отдавать приказы.
— Я не сомневаюсь в успехе, но хотела бы свести потери к минимуму. В связи с этим я намерена немного поторговаться. Ведь те, кто не предпринял еще ничего против наземных сил и поселений, против «Сантьяго» и моих людей, преступниками не являются. С моей точки зрения, примкнуть к повстанцам — не преступление, а глупость. Поэтому вы сейчас, сию минуту, не сходя с этого места, дадите мне слово.
Ваше честное слово, что те, кто, не вступая в бой, уйдут в атмосферу и приземлятся на Кубке, получат полную амнистию. Итак, сеньор?
Генерал Рамос под непреклонным взглядом Мэри еле заметно передернул плечами, насупился и, наконец, кивнул.
— Я даю вам свое честное слово, сеньорита.
* * *
Пессимист редко ошибается в оценке ситуации. Но оптимисту определенно веселее живется. Что лучше? Именно об этом думала Мэри, суматошно собираясь в театр. Разумеется, можно было сделать вид, что упрямый вид Цинцадзе и приглашение от Константина, последовавшее менее чем через час после ухода князя, никак между собой не связаны. Можно было притвориться, что ее ожидает приятный вечер в приятном обществе. Вполне оптимистичный подход. Вот только пользы с того оптимизма… Впрочем, общество-то будет приятным, сомневаться не приходится. А вечер… что ж, там видно будет. В конечном итоге он будет таким, каким его сделаешь ты, не так ли?
В театре Мэри была второй раз в жизни и, надо сказать, не чувствовала по этому поводу никакой ущербности. Понятное дело, нашлось бы немало людей, которые — вполне искренне! — посочувствовали бы несчастной вояке, которая в силу воспитания и образа жизни была лишена возможности расширить таким образом свой культурный кругозор. Но сама Мэри отнюдь не чувствовала себя неполноценной. Да, театр — это красиво. И есть что-то завораживающее в той какофонии, которую издает настраивающийся оркестр. И напряженное ожидание, щекочущее вены изнутри в тот момент, когда медленно гаснет гигантская люстра, определенно добавляет к вкусу жизни что-то весьма важное. Но вот потом…