— Чудеса! — вздохнул старик. Он, видимо, все же что-то заподозрил, потому что сказал: — Не пойму я только одного: ты есть боец пролетарской бригады, герой, а позволяешь какому-то медведю над собой изгаляться. Ладно бы был на твоем месте четник, или какой домобран паршивый, или усташ, но ведь ты-то — настоящий боец-пролетарец, так как же это? Я прямо глазам своим не верю. Не пристало тебе с каким-то медведем в прятки играть.
Услышав эти слова, пулеметчик Тараба покраснел. Это уже не шутки. Так можно и себя, и всю бригаду осрамить. Надо что-то придумать... Тараба посмотрел в ехидно прищуренные глаза старика и вдруг, решившись, проговорил:
— Вот что, дед, не бойся, боец пролетарской бригады не подведет. Завтра твоего медведя не будет. Занимайся своими делами, а я уж с ним справлюсь. Будь спокоен.
— Ох, не могу я быть спокойным, пока его мертвым не увижу! — снова вздохнул старик. — Успокой меня, христом-богом прошу!
— Говорю тебе, не волнуйся, все будет в порядке.
Старик ушел, а Тараба, пригорюнившись, понурил голову и пробормотал едва слышно:
— Да, видать, старик что-то подозревает. Придется его успокоить, никуда не денешься. Кончилась моя лафа. Прощай, красавица!..
Когда в полдень вдовушка принесла ему в поле обед, он, печально глядя на нее, сказал:
— Все, моя милая, пришло нам время расставаться, настал конец нашей с тобой сладкой жизни.
Она всплеснула руками, бледность разлилась по ее лицу.
— Что ты говоришь? — испуганно спросила она, нервно затеребив концы черного платка.
— То, что ты слышала. Должен я возвращаться в бригаду, а то сраму не оберешься. Не может так больше продолжаться.
— Это ты старика испугался, — зло бросила она, — моего мучителя! Так ведь он последние деньки доживает, неужто же еще его слушать?
— Успокойся, пожалуйста, — увещевал ее Тараба, — никого я не слушаю, кроме самого себя. И именно потому я должен идти. Ты не знаешь, что такое армия, а я знаю. Что обо мне подумают, если я не вернусь вовремя?
— Значит, убьешь медведя?
— Убью, будь он неладен, не могу я больше тянуть!
— Ой, что же теперь со мной будет? — вдруг зарыдала она. — Неужто я тебя потеряю? И недели еще не прошло, а ты уже уходишь! Ох я несчастная!..
— Ну не плачь, — стал он утешать ее, осторожно гладя полные, вздрагивающие от рыданий плечи, — мне было так хорошо с тобой. Я так люблю тебя, просто с ума схожу. Разве тебе этого мало?
— А если так, то как ты можешь меня оставить? — продолжала она всхлипывать.
— Говорю, люблю, значит, люблю. И с радостью остался бы здесь. Но нельзя. Сама знаешь — война!