— У меня создалось впечатление, что вы недолюбливаете господина Кайзерберга, — вдруг заявил Бадеру Литерс.
На лице Бадера тотчас же появилось презрительное выражение. С трудом преодолев охватившее его чувство неприязни, он все же ответил:
— Он здесь как на острове... Стережет только свой отель,..
— Верно, верно! — улыбаясь, подхватил Кайзерберг. — На моем острове войны нет!
Все рассмеялись.
Сознавая, сколь влиятельны Литерс и Бадер, эти хитрые и недоверчивые люди, остальные генералы и офицеры, обремененные ложными представлениями о человеческих достоинствах, а также отупляющей железной прусской дисциплиной, страхом быть обманутыми и тайно обвиненными в чем-то, пока Бадер делал сообщение, что-то записывали в свои блокноты и ждали подходящего момента, чтобы высказать «мудрые» мысли и оценки относительно какой-то партизанской бригады.
Закончив сообщение, генерал Бадер внимательно оглядел участников совещания и, привычно тряхнув головой, сказал:
— Предлагаю сделать небольшой перерыв...
— Я тоже думаю, что для этого уже пришло время, — поддержал его Литерс.
— Сожалею, что начало оказалось столь продолжительным, — добавил Бадер.
Все поднялись и направились к буфетной стойке.
Боевой путь бригады начался в Рудо. С боями прошла она по захваченной фашистами Сербии, и на освобожденной территории сразу же развертывалась активная политическая работа... Первый бой, победа и первые жертвы... Их бригада никогда не забудет...
День медленно угасал. Берега зеленовато-голубого Лима окутал туман. Рудо погрузился во мрак и замер. От вчерашней оживленности и следа не осталось. С уходом бригады исчезло и окрыляющее ощущение свободы. В городке воцарилась сонная тишина.
Мокрый снег сменился мелким холодным дождем, и тропа, по которой уходила бригада, быстро раскисла. Бойцы уже долго шли без остановки, в сапогах у каждого хлюпала вода.
Около полуночи из головы колонны передали приказ: сделать короткий привал.
Гаврош, которого не оставляли мысли об отце, брате и Хайке, опустился на поваленный дуб рядом с Лекой и Шилей. Лека снял свой летный шлем и вытер потный лоб.
— Знал бы я, что после института буду пулеметчиком, так мне бы и в голову не пришло столько времени учиться, — проговорил он.
— Если тебе не хочется носить пулемет, я с тобой охотно поменяюсь, — предложил стоявший рядом Драгослав Ратинац.
— С этим пока повременим!
— Почему? Я могу хоть сейчас! — настаивал Драгослав.
Лека посмотрел на него, но промолчал.
— Дело в том, Ратинац, — вмешался Воя Васич, — что пулеметчика могут скорее простить, если он провинится в чем-то.