Сьюки, стоявшая рядом, шепотом спросила:
— Что значит идти «от силы к силе»? И «в жизни, исполненной безупречного служения»?
У Сьюки никогда не было мужа — исправного прихожанина; оба, и Монти Ружмонт, и Ленни Митчелл, были современными мужчинами, щеголями и циниками в отношении трансцендентного утешения. А вот Александрин Освальд Споффорд был истинно верующим, участвовал в работе приходских советов и задабривал детей, чтобы они ходили в воскресную школу; и у Джима Фарландера некоторые представления о сверхъестественном сохранились с тех пор, когда он был хиппи — курильщиком мескалина.
— Это касается разных небесных уровней, — ответила Александра в тот момент, когда первая строка заключительного гимна «Утро настает» взмыла со всех сторон в общем духовном подъеме престарелых бруклайнцев. — Жизнь продолжается, — поспешно добавила она. — Происходят перемены. Небо тоже не неподвижно. Там, так же, как на Земле, происходят разные события.
По окончании службы, когда они вслед за другими выходили из церкви, Сьюки, словно надоедливый ребенок, спросила:
— А что значит «покой, недоступный людскому пониманию»?
— Очевидно, дорогая, это значит, что он находится за пределами человеческого понимания. Включи мозги, ради всего святого.
Значит, вот так теперь будут складываться их отношения: мать и вечно недовольный ребенок? Смущенная из-за пролитых ею по Джейн слез, которые Сьюки наверняка заметила, Александра была раздражена.
— В приходском доме будет прием, — сказала младшая, получившая выговор. — Хочешь пойти?
— Нет. А ты?
— Да, — сказала Сьюки.
— Зачем? С тебя разве еще не достаточно?
— Нет. — Сьюки попыталась объяснить: — Меня интересуют церкви. Они такие причудливые. А что, если туда придет серебряный человек?
— Серебряный человек?
— Тот, которого Джейн видела возле дома дока Пита.
— Сладкая ты моя, не своди меня с ума.
Тем не менее Александра позволила Сьюки вместе с толпой направиться не по центральному проходу к притвору, а к двустворчатой крутящейся двери сбоку от алтаря, потом по затянутому линолеумом коридору мимо раздевалки для хористов и каких-то служебных помещений — в зал, уже наполненный гулом толпы. Здесь народу было больше, чем тех, кто получил привилегию собраться в доме Тинкеров. Миссис Тинкер, под неусыпным присмотром своего франтоватого платного прихлебателя, чей наглый голос по телефону оскорбил Александру несколько лет назад, принимала гостей, стоя в ряд с Роско Смартом и его костлявой сестрой Мэри Грейс. И снова Александру взволновало прикосновение теплой коричневой руки старой дамы: четыре параллельно прижатых друг к другу пальца, вложенных в ее ладонь, как хлебные соломки. Позади, на столе, накрытом белой скатертью, стояли блюда с домашним печеньем, кресс-салатом, бутербродами с пастой из сыра и сладкого стручкового перца, из-под которой выглядывала хрустящая хлебная корочка, и огромная хрустальная чаша с пуншем, имевшим химический цвет лимонного «Джелло»