— Я эгоистически получала удовольствие, Томми. Ты был красавцем.
Изрядно напугав, он приблизился к ней на шаг прямо среди бела дня и, понизив голос, чтобы никто не услышал, произнес:
— Я еще могу снова им стать. После того, что ты для меня сделала, забудь, что я говорил тебе о Джейн. Она поймет. А если не поймет, пусть катится знаешь куда? Она холодная сука. Говорит, что все, чего я требую от нее в постели, противоречит ее религии.
Он предлагал себя, и его бесстыдство тронуло ее, но даже с двумя руками — а насколько полным может быть исцеление, купленное за одну жалкую карту таро, неизвестно — он был вчерашней новостью. Она предпочла бы пасть перед Дебби Ларком — о, этот черный треугольник меж белых бедер!
— Нет, Томми, даже не заикайся. Свое дело мы сделали давным-давно. Тогда было другое время, время много для чего. Теперь время совсем иное, а я — старая дама.
— Ты такая же сногсшибательная. Уверен, что ты все еще и такая же — как мы это называли? — сумасшедшая.
Почему-то этот намек оскорбил ее. А может, она лишь искала повод, чтобы оскорбиться.
— Не настолько сумасшедшая, чтобы продолжать молоть с тобой чепуху на виду у всего города, — фыркнула она. — Прощай, Томми. Берегите твою руку вместе с докторицей.
Отвергнутый, он на глазах скукожился, как будто она взмыла в воздух и смотрела с высоты флагштока на этого жалкого лысеющего рыбака, брошенного на тротуаре, пестревшем укороченными фигурами в легкой простой одежде, составлявшими летнюю уличную толпу.
Сьюки и Александра так нервничали, готовясь принять Криса Гейбриела на чай, что несколько раз наталкивались друг на друга, снуя по квартире.
— Ты собираешься открыто обвинить его? — спросила Александра, едва разминувшись в тесной кухоньке со Сьюки, когда та несла блюдо красиво разложенных печений от «Пепперидж фарм» в виде мужских фигурок со вкусом поочередно лимона и имбирного ореха, а Александра шла навстречу с маленькой японской пиалой соуса из рубленых мидий и крабового мяса под майонезом, который подавался к рисовым крекерам со вкусом морских водорослей, продававшимся только в магазинчике деликатесов, арендовавшем помещение у «Стоп энд шоп».
— Я уже это сделала, — ответила Сьюки. — После поминальной службы по Джейн. Он ничего не отрицал. Только не сказал, как он собирается это сделать. — Она снова опустила тот факт, что Крис, по его собственному признанию, наметил следующей жертвой «толстуху». После того как впервые умолчала об этом в машине по дороге домой, Сьюки начала выстраивать систему размышлений и намерений, скрытых от сестры-ведьмы так же, как в свое время она скрывала от родителей факт занятия мастурбацией и намерение уехать из дома — душного кирпичного полуотдельного дома в маленьком городке, на карте напоминающем тупой красный ноготок на конце одного из Пальчиковых озер в центральной части штата Нью-Йорк. Держа в тайне взрослеющую часть самой себя, она начала тогда видеть родителей в ином свете, они представились ей жалко-глупыми; и хотя она никогда не допускала даже мысли о своем превосходстве над Александрой, следовало признать, что по мере того, как в ее воображении развивалось представление о собственных добродетельности и самопожертвовании, старшая ведьма казалась ей все более сонной, рассеянной и пассивной. Она напоминала ей большую белую личинку, парализованную паучихой и живьем поедаемую изнутри выводком крохотных паучьих младенцев.