Дым становился гуще, начало щипать глаза. Как бы изба, бывшая для нас защитой, не стала ловушкой, а может быть, и погребальным костром.
— Вот что, Федя. Давай подловим татар на живца.
— Это как?
— Ты с самострелом спрячься здесь, у разбитого окна. Я отойду на три комнаты, разобью окно. Татары шум услышат, ринутся посмотреть. Тут уж ты не промахнись.
— Однако, боярин… Татарва стреляет метко — даже в темноте и на голос.
— Ты можешь предложить что-нибудь другое?
— Тогда поберегись, боярин. Удачи!
Я пробежал по коридору, заскочил в комнату, полную едкого дыма, обернул руку полой ферязи и локтем ударил в окно. Затрещали, ломаясь, переплёты, посыпалась слюда. Я отпрянул от окна. Вовремя! В окно ударила стрела, едва не задев меня и впившись в стену. Следом раздался щелчок самострела, и татарин во дворе повалился наземь. Татарин был ранен, скорее всего — тяжело, встать не мог, только стонал. К нему метнулась тень. Не иначе как сотоварищ раненого вытащить хочет.
Я прицелился, с трудом поймав на мушку центр спины, спустил курок. Окно заволокло дымом. Я перебежал в комнату Федьки, осторожно выглянул в окно. На земле темнели два тела.
— Ну что, Федя, теперь можно выбираться, вроде — всех побили.
Федя выбрался из окна на выступ бревна, я передал ему его перемётную суму, затем — свою, и выбрался сам.
Спрыгнули. Тишина, только в избе огонь трещит, да окна красным светятся.
— Федор, беги к лошадям, седлай. Только будь осторожен.
Я же побежал вокруг постоялого двора, сжимая в рук саблю. Конечно, с пистолетом было бы удобнее, но он разряжен и заткнут за пояс.
Нигде никакого движения. И только я выбежал из-за угла, как прятавшийся там татарин нанёс удар саблей поперёк моего живота. Я ощутил сильный удар, боль и на рефлексе вонзил свою саблю ему под подбородок. Провернул, выдернул. Татарин рухнул мне под ноги. Твою мать! Федьку предупреждал, а сам так глупо попал под удар.
Я огляделся, вокруг — только трупы. Этот-то откуда взялся?
Я придвинулся к окну — от пожара здесь было светлее. Рубашка была рассечена, в крови. Я поднял рубашку. Что за диво? Удар был сильный, а на мне — лишь порез. В глубине раны был виден только подкожный жир — даже мышцы живота не задеты.
Объяснение нашлось быстро. При взгляде на пистолет оказалось, что удар пришёлся по нему: ствол согнут, замок разбит. Повезло! Удар пришёлся именно по пистолету, изуродовав его. Я с сожалением выбросил бесполезное оружие. Пользоваться им уже нельзя — к чему тогда возить лишнюю тяжесть?
От конюшни к воротам вырвалось несколько лошадей. Что там происходит? Я выглянул из-за угла. Федька выгонял из конюшни всех лошадей постояльцев. И то — не сгорать же безвинным животинам?