Прошёл месяц, заполненный заботами о доме и деревне, вернее — уже селе: никак не могу привыкнуть к новому статусу своего имения.
После одной из служб в церкви, аккурат на Усекновения главы Иоанна Предтечи, Дня поминовения всех православных воинов, за веру и отечество на поле брани убиенных, ко мне подошёл отец Питирим.
— Здравствуй, Георгий!
Я поклонился.
— Давненько ты в монастыре не был, настоятель свидеться хочет.
— Раз хочет, значит — свидимся.
Я возвращался из церкви и размышлял — зачем я понадобился. Лена опиралась на мою руку и всю дорогу к дому о чём-то говорила, только слова её пролетали мимо моих ушей. Вдруг какое-то слово задело сознание.
— Ты что сейчас сказала?
— Новости городские пересказывала — после службы разговаривала со знакомыми.
— О чём говорили?
— Вот те на! Я тебе всю дорогу рассказывала.
— Извини, задумался немного. Повтори, что ты говорила в последнюю очередь?
— О страже.
— Не слышал ничего ни о какой страже.
— Ну как же, указ государев вышел, для того, значит, чтобы с пожарами бороться. В каждом городе стража пожарная будет.
Хм, интересно! Ну и ладно, давно пора, а то, как ни год — особенно засушливый, так целые кварталы или даже улицы выгорают.
На следующий день я выехал в монастырь.
Настоятель встретил меня ласково, как лепшего друга. Ой, хитёр настоятель. Мягко стелет, да жёстко спать. Неуж ещё какую-то тяготу придумал?
Мы поговорили о погоде, о ценах на урожай. Репу, брюкву и капусту я уже продал на торгу — не сам, конечно, — управляющий Андрей. Пшеница росла на моих землях плохо, поэтому я сеял рожь да ячмень, и зерно продавать не собирался — своя мельница была да постоялый двор.
— Как книжицы да манускрипты, что нашёл я по твоему поручению, настоятель? Те ли, что сыскать надобно было?
— Какие книжицы, Георгий? Ты о чём?
Я замолк, как язык проглотил. Намёк я понял — о книгах ни слова, как будто их не существовало никогда. Тогда зачем вызвал настоятель?
— Верно служишь — на поле брани не трусишь, но и голову зазря не подставляешь. Язык опять же не распускаешь, разумом не обделён. Всё время, как тебя вижу, думаю — и что ты от Разбойного приказа отказался?
Я только рот открыл — ответить, как настоятель вынул из шкатулки пергамент:
— Читай!
Я взял пергамент в руки.
— Боярин Михайлов… высочайшим соизволением… землёю.
Я тряхнул головой, начал читать снова и медленно.
— Это что?
Настоятель засмеялся.
— Ты что — грамот жалованных не видел никогда?
— Откуда же?
— Государь тебя из прочих выделил за службу верную и жалует тебя землёю. Немного землицы, верно, так тебе удобно — по соседству с твоим наделом, на полдень.