Рамон кивнул.
— Но они не уверены?
— Нет, не уверены. И лично я не думаю, что Саусас сам поедет дута.
Затем Рамон спросил, кто именно опознал беглеца, и Теодор рассказал ему то немногое, что знал сам. Рамон беспокойно расхаживал по комнате, вышел в коридор, затем вернулся обратно.
— Знаешь, Тео, думаю, мне лучше поехать туда. Если есть хоть малейший шанс...
— Но ведь это всего лишь слухи!
— У меня предчувствие. Какая польза от меня здесь, в этом огромном городе? А если он в Акапулько, то я разыщу его всего за каких-нибудь несколько часов.
— Раньше, чем полиция?
— Если они отыщут его первыми, то я, по крайней мере, хотя бы буду там. Тео, ну неужели ты не понимаешь? — взмолился он, глядя ему в глаза.
Теодор понимал. Рамон намеревался вклиниться между Инфанте и полицией и постараться так или иначе убедить полицейских в том, что тот не виновен в убийстве Лелии — хотя ещё даже не было известно, станут ли Инфанте в нем обвинять — и снова возложить всю вину на себя.
Рамон подошел к окну и ещё какое-то время стоял, глядя в темноту.
— До завтрашнего утра рейсов на Акапулько уже не будет. — Он решительно обернулся. — Тео, у меня есть примерно сто песо собственных денег. А билет стоит сто семьдесят в одну сторону, я это точно помню.
— Рамон, ты же знаешь, мы не нуждаемся деньгами.
— Я обязательно отдам тебе все сполна, честное слов. — И он поспешно вышел из комнаты, словно желая избежать неприятного разговора о деньгах.
Теодор надел колпачок на перо авторучки, а затем закрыл дневник. Возможно, до завтрашнего утра им ещё сообщат о том, что Инфанте задержан в Мехико или в Акапулько и препровожден в Мехико, и тогда Рамон никуда не поедет. Но закрывая дверь, он услышал, как Рамон разговаривает по телефону в гостиной, заказывая билет на самолет, вылетающий в восемь ута.
Когда в четверть первого Теодор снова позвонил Изабель, Карлоса все ещё не было дома.
Ровно в шесть утра Теодор проснулся от приглушенного верещания будильника. В доме царила зловещая тишина. Еще с минуту он лежал совершенно неподвижно, прислушиваясь. А затем откинул в сторону одеяло и как был в пижаме и босиком подошел к двери комнаты Рамона и осторожно повернул ручку. Постель была не смята, и в комнате горел свет.
Рамон сидел за письменным столом и что-то писал.
— Рамон, извини за вторжение.
— Ничего-ничего, — отозвался тот, продолжая водить ручкой по бумаге.
На нем была та же голубая рубашка, что и вчера вечером. Теодор подумал о том, что он, наверное, так и не ложился спать.
— Ты с утра уже звонил в полицию? — спросил Теодор.